Гибель Лодэтского Дьявола. Третий том
Шрифт:
Над людьми с сухим и холодным гумором сильнее прочих довлела угроза меланхолии, особенно в начале весны, когда сила Земли была особенно сильна и разрушала избытком черной желчи тех, у кого ее и так было вдоволь. Чтобы избавить тело от слабости, следовало кушать горячую и влажную пищу, дышать благовонными смолами и принимать соответствующие снадобья. На разум благостно влияло общение с людьми кровяного гумора, а любовь помогла бы еще сильнее: астрологи считали, что Землю и Воздух, меланхоличный и сангвинический гуморы, могла объединить только Вода, то есть любовь и удовольствия. Пока в союзе Земли и Воздуха была Вода, влюбленная пара являла удивительное согласие, но с утратой чувств из-за перерождения Огня (неизбежного перерождения страсти), вместе ужиться уже не могла.
Астрологи не предсказывали будущее и, хотя довольно точно определяли время рождения и пол ребенка, гарантий не давали, ибо жизнью и смертью распоряжался Бог. Священники утверждали, что предсказать судьбу по звездам невозможно вообще, что при рождении каждый получает свой крест склонностей, гумор, лунный месяц, счастливые металлы и цвета, – а уж дальше всё зависит как от самого человека, так и от Божье воли. Тем не менее богатые семьи всё чаще заказывали у астрологов гороскопы – и получали странные таблицы с числами из двенадцати колонок на семьдесят два года. Впоследствии эти таблицы могли указать благоприятные дни для самых важных начинаний – странствий, войн, турниров, торговых сделок, операций, венчаний и родов… Правда, трактовали разные астрологи гороскопы по-разному. Но все они соглашались в одном: категорически не советовали Земле и Воздуху венчаться – рано или поздно такую пару ждали ссоры, неприязнь и вражда.
________________
Весь день солнца, словно сокровище, достался Лодэтскому Дьяволу и «девчонке в красном чепчике». Оставаясь в постели за завесой балдахина, они в своем красном убежище, голые и счастливые, упивались любовью, беседовали, шутили… Ревнивая Айада находилась с Соолмой, так что за сутки только повар дважды нарушил уединение покрытого шрамами мужчины и красавицы с нежной, лилейной кожей. Порой они просто молчали – и тогда зеленые глаза смотрели в светло-карие: Рагнеру казалось, что он плывет в соленом и теплом море, а Маргарита представляла себя тонущей в сладкой карамели. И они совершенно не беспокоились о том, что где-то за красной завесой простирается мир, где они были связаны долгом перед своими семьями, преступны в глазах Экклесии и закона, слишком неравны, по мнению общества, – не задумывались о том, что всё это разделит их в будущем. В этот день солнца будущее исчезло.
После полудня Маргарита решила расчесать волосы Рагнера. Она сидела в изголовье кровати, прислонившись подушкам, а он, ощущая спиной ее тепло, полулежал между ее ног. Пока его расчесывали, Рагнер трогал ее груди, играл с ними, вертел головой в попытках их поцеловать или пытался захватить сосок ртом, из-за чего Маргарита тяжко вздыхала.
– Ты хуже ребенка, – произнесла она, вытягивая гребнем темно-русые пряди. – Триаду часа посидеть спокойно не можешь… А у тебя уже волосы седые. Особенно вот здесь… ближе ко лбу.
– Всё, разлюбила меня, старика? – засмеялся он, оставил в покое ее грудь и принялся наглаживать девичьи бедра.
– Не дождешься, – ответила Маргарита и поцеловала его в тоненькую седую прядку. – Я люблю стариков.
Рагнер мурчал от удовольствия. Он выглядел совсем другим человеком – от его мрачности и хмурости не осталось даже следа. В светло-карих глазах, как и за окном, расцветала весна.
– Что за тряпка висит? – спросил он, показывая на платок над ликом Блаженного. – Она мне глаза мозолит. Но с такого трона я ни за что не встану! – прижал он обеими руками к себе ее бедра и откинул голову для поцелуя. Маргарита провела пальчиками по тонкой коже за его ушами, отчего Рагнер сладко зажмурился, а потом поцеловала его в губы.
– Оставь тряпку, – ответила она, снова пытаясь распутать его пряди. – Это я повесила.
– И это зачем?
– Мне эта морда не нравится. Она за нами подглядывает.
Он запрокинул голову, удивленно глядя на девушку.
– Она… похожа на бродягу, который перед казнью оставил предсказания о тебе, – начала краснеть под его взглядом Маргарита; ее и так румяные от бесконечной любви щеки запылали ярким багрянцем. – И обо мне… Не знаю, как сказать, и не хочу о них говорить.
– Я от тебя не отстану, – внимательно смотрел Рагнер. – Тут явно что-то важное скрывается. Ни о каких пророчествах бродяг мне неизвестно, но я хотел бы знать. Особенно если они про меня и про тебя, – и он опять полез целоваться.
– Слушай тогда…
Она опустила голову Рагнера, чтобы он не видел ее лица, и захватила гребнем новую прядь его волос.
– Около года назад я смотрела на казни у ратуши… Мы с подругой забрались в нишу со статуей льва. Я была в красном чепчике, и бродяга всей толпе на меня указал.
Рагнер встрепенулся, приподнялся и обернулся к ней с округлившимися глазами.
– Это ты?!
– Ты же сказал, что ничего не знаешь! – возмутилась Маргарита. – Ложись давай на место… А то я сейчас красная, как земляника, стану.
Рагнер медленно и с загадочной улыбкой лег между ее ног.
– Мне рассказали это, когда про палачей в твоем доме докладывали, – вздохнул он. – Стишки эти… Полностью… Не знал, что они от бродяги.
– Только не повторяй их! – вскрикнула девушка. – А я то плакать буду, – уже нежно произнесла она свою угрозу.
– Нет, я не собирался, – задумался он. – Как можно? Там такие слова…
За это Маргарита снова поцеловала его в седую прядь.
– Бедняжка, – поглядывая вверх, сказал он. – Так ты всё это слушала?
– И никуда с проклятого льва слезть не могла! Все смеялись. Вся площадь. А когда я прыгнула со льва к брату, он меня не поймал. Я сильно подвернула лодыжку, и у меня юбка задралась: все ноги были на виду. И это еще не всё… Чепец я сняла, а Нинно, тот здоровяк, которого ты чуть не убил, он меня на руках нес до дома, и все думали, что я его пьяная, загулявшая жена. Ужасный был день, – вздохнула она и снова опустила голову Рагнера, лицом от себя. – Зато ныне не жалею… Когда ты меня стал целовать на кладбище, я и тебя боялась, и того что ты брата Амадея откажешься спасти, и… застыла от ужаса, что эти грязные стишки исполняются. Меня будто силы покинули – так страшно было. А потом решила, что надо вытерпеть… и дальше жить, если получится, а то я уже восемь дней дрожала всякий раз, когда тебя видела.
– Ясно теперь, – услышала Маргарита его серьезный голос. – Точно уже не жалеешь?
Вместо ответа, она обняла голову Рагнера и покрыла ее мелкими поцелуями, а после возобновила попытку расчесать его волосы.
– Значит, остался твой муж и герцог Альдриан, – задумчиво сказал Рагнер после небольшого молчания. – Всё же я Альдриана пригну! – повеселел он и посмотрел на нее хитрыми, цвета карамели глазами.
– Пригни, пожалуйста, – сердито попросила Маргарита. – И нижее всех. Он заслужил.