Гибель Светлейшего
Шрифт:
— Три!
Оглушительно прогремел выстрел. Пуля задела кубанку. Забира с трудом проглотил слюну.
— Возьмите ваш наган! — переходя на вы, сказал удовлетворенный Чума. — Поручик, налейте, пожалуйста, спирту командиру.
Забира знал: пить нельзя. Но только что пережитая минута требовала немедленной разрядки. Он осушил залпом налитую ему полную кружку, не почувствовав даже, что пьет почти неразведенный спирт.
Чума стал задавать вопросы. Он был подчеркнуто вежлив — как-никак, а рядом с ним сидел тоже командир отряда. Капитан спрашивал, на каком фронте и где именно воевал Забира. В каких больших боях он участвовал. Интересовался именами командиров, под началом которых пришлось Остапу служить. В каких госпиталях он лечился после ранения.
Забира отвечал. К его ответам трудно было придраться. Подозрительность Чумы стала остывать. И тогда капитан заговорил о деле, ради которого командир Иван Шпота приехал на хутор.
— Мой отряд невелик, — медленно заговорил Чума, не глядя на Забиру. — Но в такой войне, которую я сейчас веду, большего не требуется. Вы предлагаете мне своих бойцов. Не надо. Я не верю в боеспособность партизан-мужиков. Их устраивает революция, и они способны заниматься только мелким разбоем. Я монархист. Я воюю под трехцветным знаменем великой России. Мне нужны офицеры и солдаты, верящие в царя, как в бога, с боевым опытом, признающие железную воинскую дисциплину. Таких у вас нет и быть не может. Мне кажется, лучше всего вам связаться с Катюшей.
— Нам баба не с руки! — пренебрежительно сказал Забира. — Не подходит.
— Напрасно. Она толковый и очень храбрый командир. Недаром ее Золотой головой прозвали.
— Нет, к ней не пойдут мои бойцы.
— И мне вас не надо, — сухо сказал Чума. — Но мы сейчас союзники. У нас общий враг. Я постараюсь выделить офицера, если он согласится быть у вас начальником штаба. Ответ вы получите завтра.
— Вот за это спасибо! — радостно воскликнул Забира. — Без офицера нам никак нельзя. Ни за что не обойтись!
Перед Остапом уже стояла третья кружка спирта. «Нельзя пить, нельзя!» Он поймал на себе пристальный взгляд капитана и поднял кружку.
— Ваше здоровье!
А потом все шло, как в тяжелом сне, от которого никак нельзя было очнуться. Он пил спирт, непрестанно думая об одном: не захмелеть бы. Спорил с капитаном, защищая партизан-мужиков. Рассказывал о стычках о советскими войсками, ругал «коммунию». А мысль продолжала лихорадочно работать в одном направлении: не проронить лишнего слова, не выдать себя каким-нибудь пустяком. Притворившись смертельно пьяным, Забира попробовал встать и тут же рухнул на пол, уронив стул. Он собирал все усилия воли, чтобы не заснуть, чтобы сохранить контроль над своими поступками. Но выпитый спирт действовал — пол под ним качался, словно люлька. В полусне Остап слышал, как офицеры будили его, толкая под ребра ногами.
— Черт с ним, — донесся далекий голос капитана, — пусть дрыхнет. Только оттяните его к стенке.
Забира изо всех сил продолжал сопротивляться сну. Он слышал, как офицеры несколько раз выходили во двор и возвращались. Потом пришел дежурный и вполголоса разговаривал с Чумой. До ушей Забиры долетели отдельные слова, но он так и не уловил сути разговора.
— Спокойной ночи, капитан! — сказал дежурный на прощание и, звеня шпорами, удалился.
Забира притворился глубоко спящим. Он открыл глава, когда Чума задул свечи. В комнате было темно. Забира ощупал кобуру. Нагана не было…
…Полночь. Тихо на хуторе меннонита. Спят безмятежным сном солдаты отряда смерти. Часовые за оградой хутора охраняют их покой. Дежурный офицер, с черной повязкой на глазу, обошел два раза посты. Ему скучно, хочется спать. Он размышлял о своей собачьей жизни, которой не предвидится конца. Сегодня хорошо — отряд отдыхает. И завтра будет отдыхать, только в другом месте. Послезавтра предстоит операция — какая, никто не знает. Капитан Чума держит ее в секрете даже от офицеров. Это его обычная тактика. Скоро ли будет конец? Надо обязательно бежать! Но куда? По всей России горит земля… Проклятая революция, кто ее только выдумал!
Дежурный офицер с черной повязкой на глазу идет по двору. Он видит, как из дома выходит высокий боец и нетвердой походкой пересекает ему дорогу. Дежурный ленивым голосом окликает:
— Кто идет?
— Свой.
— Это ты, Полосухин?
— Я.
Боец не спеша приближается к дежурному офицеру. И тот падает замертво, сраженный ударом кинжала в грудь. Забира торопливо вынимает из его кобуры наган, надевает на голову шлем убитого и спешит к Светлейшему. Тихо ржет жеребец. Остап подтягивает подпругу, и вот он уже в седле. Часовой у ворот преграждает ему путь. Забира поднимает наган. Гремит выстрел.
С быстротой ветра мчится Светлейший, унося Забиру в густой мрак тревожной ночи. А сзади уже гулко лопаются выстрелы, и весь отряд смерти, поднятый командой «в ружье!», покидает хутор меннонита, чтобы нагнать красного шпиона, пробравшегося под видом зеленого в лагерь Чумы. Сам капитан принимает участие в погоне. Жажда мести наполняет сердце Чумы яростью. Он не подозревает, какое счастье выпало ему сегодня ночью. Удар забировского кинжала предназначался для его сердца. В темноте Остап Забира заколол угреватого поручика, перепутав никелированные кровати.
«Маяк революции»
Во время ночного налета катюшинцев на поезд Олег отделался основательным испугом да потерей проездного билета, находившегося в кармане у Потемкина. Вместе с другими ограбленными пассажирами гимназист приехал на станцию Гритчино, где стал в длиннейшую очередь к окошечку дежурного чека.
— До какой станции был билет?
— До Одессы.
И вот гимназист уже любовно рассматривает круглую дырочку на железнодорожном билете, и сердце его радостно бьется. Завтра днем он увидит Розочку.
Но поезд в Одессу пришел не днем, а поздно вечером. Всю ночь Олег провел у вокзала (ходить по городу запрещалось, а в вокзал не пускали) и лишь на следующее утро узнал неприятную новость: Фира Давыдовна и Розочка только вчера уехали в Святополь.
— А когда они вернутся?
— Не скоро, — равнодушно ответила черноглазая старушка, недвусмысленно давая понять, что ей некогда..