Гибель вермахта
Шрифт:
После войны Гальдер отмечал в воспоминаниях, что ни Гитлер, ни Геббельс (рейхскомиссар обороны столицы) не отдали ни одного распоряжения относительно защиты Берлина вплоть до момента, когда стало уже слишком поздно. Таким образом, план обороны столицы был очередной импровизацией. Генерал Рейман с февраля 1945 г. стал третьим по счету человеком, которого Гитлер (в апреле) назначил руководить обороной столицы. Накануне штурма население Берлина составляло примерно три с половиной миллиона человек, включая 120 тысяч детей младшего возраста{784}.
Предполагалось, что на трех оборонительных обводах Берлина работают 100 тысяч человек. На самом деле, никогда не набиралось больше 30 тысяч. Не хватало и ручных инструментов;
Второй, средний обвод обороны Берлина строился в основном на железнодорожных путях и в случае укомплектования опытными частями мог бы стать весьма тяжелым препятствием. В некоторых местах рельсы шли по высоким насыпям и представляли собой хорошие защитные валы.
Третий, внутренний обвод защищал городской центр. Названный «Цитаделью», этот последний рубеж включал главные правительственные здания. Последние защитники города должны были держать оборону в огромных сооружениях, связанных между собой баррикадами и стенами из бетонных блоков: в огромном министерстве авиации Геринга (позже в нем разместилась советская комендатура), в колоссальном квартале военного министерства Бенделер-Блок, в пустой громаде имперской канцелярии и в рейхстаге{785}.
Оборонительные сооружения Берлина были частью пропагандистского мифа — эксперт по фортификационным сооружениям генерал Макс Пемзель, бросив беглый взгляд на городскую оборону, заявил, что она «смешна и никчемна». До середины марта возможность обороны города всерьез не рассматривалась, а потом стало поздно. Когда на берлинских улицах появились ветхие импровизированные баррикады и ловушки для танков, берлинцы шутили, что для того чтобы пройти их, русским понадобится 2 часа 15 минут, причем 15 минут они будут смеяться над этими препятствиями{786}.
Чтобы защитить внешний периметр берлинского района, требовалось, как минимум, десять дивизий. В распоряжении же Реймана имелось соединение зенитных орудий, девять рот полка «Великая Германия», несколько полицейских и саперных батальонов и двадцать батальонов фольксштурма. Армейские командиры, понимавшие, что такое фольксштурм, из жалости просто распускали людей по домам. Тем более что фольксштурмовцы не были поставлены на армейское довольствие и кормились в семьях. Напротив, партийные функционеры редко выказывали хотя бы отдаленные проявления гуманности. Наиболее боеспособным соединением в Берлине была 1-я зенитная дивизия, основные силы которой располагались в Тиргартене, Гумбольдхайне и Фридрихсхайне. Это соединение обладало внушительной огневой мощью и имело большое количество боеприпасов{787}.
В советском наступлении 16 апреля 1945 г. было задействовано 2,5 миллиона солдат. Всего для штурма Берлина было сосредоточено: 41 тысяча орудий и минометов, 6 250 танков и САУ. Командование Красной армии достигло самой большой концентрации боевой мощи на одном направлении, которую когда-либо знала история{788}. Берлинская операция была одной из самых дорогостоящих, затратных операций Красной армии. Особенно крупные потери понес 1-й Белорусский фронт в бессмысленных лобовых атаках на Зееловские высоты и в штурмах городских кварталов. Несмотря на то что Красная армия обладала огромным превосходством в силах и имела колоссальный боевой опыт, сталинским руководством она была поставлена в такое положение, что просто не могла использовать свое преимущество. Приказы сводили все военные действия к лобовым атакам и фронтальным штурмам, которые
Сражение за Зееловские высоты оказалось отнюдь не самым ярким эпизодом в карьере маршала Жукова. Управление войсками во время боя было ошибочным. Тем не менее наступление продолжало развиваться благодаря выдающемуся мужеству, выносливости и самопожертвованию советских солдат. К сожалению, это самопожертвование не трогало сердца высшего командного состава. Примечательны в этом отношении кодовые названия для обозначения потерь — в телефонных переговорах советские командиры спрашивали: «как много спичек сгорело?» или «как много сломалось карандашей?»{790} Вследствие такого подхода советская армия на немецкой земле только убитыми потеряла сотни тысяч человек. Подавляющее большинство из них погибло при штурме Зееловских высот, промышленных и жилых кварталов Берлина. Если к числу погибших в Берлинской операции прибавить и раненых, то общее количество воинов, проливших кровь в этих сражениях, достигнет полумиллиона человек. Для конца войны это были чрезмерные потери, и их можно было избежать, исключив лобовые атаки и кровопролитные штурмы{791}.
Это кровопролитие еще более усугубило жестокость столкновений и взаимное ожесточение. Обозленные военными неудачами немецкие офицеры не упускали возможности напомнить ветеранам Восточного фронта о насилии, которые там творили вермахт и СД. По их мнению, русские, как только прорвутся к Берлину, будут еще более беспощадны. «Ты не можешь себе представить, — писал лейтенант вермахта своей жене, — какая ненависть поднимается среди наших солдат. Мы готовы разорвать русских. Насильники наших женщин и детей должны испытать на себе всю силу нашего гнева. Невозможно себе представить, что творили эти звери. Мы дали клятву, что каждый из нас должен убить, по крайней мере, десять большевиков. Да поможет нам Бог!»{792}
Но одной ненависти было мало для отражения атак советских войск — отступление германских частей с Зееловских высот 19 и 20 апреля, по сути дела, означало крушение всего фронта обороны Берлина. Истощенные немецкие части отступали так быстро, как только могли, и пытались защищаться, только если им непосредственно угрожали советские части{793}.
20 апреля Хайнрици поручили не только группу армий «Висла», но и оборону Берлина. После получения приказа Хайнрици вызвал коменданта города Рейма-на и приказал не разрушать ни одного моста. Рейман пожаловался, что теперь, когда лучшие отряды фольксштурма отправлены на фронт, город стал практически беззащитен. Хайнрици это прекрасно знал и хотел только избежать регулярных боев в городе, перевести боевые действия за его границы. Он сознавал, что защищать город в сложившейся ситуации невозможно, и не позволял армиям откатиться в Берлин. Из-за зданий не смогут маневрировать танки, и нельзя будет использовать артиллерию. Более того, если завяжутся уличные бои, — погибнет множество мирных жителей, а Хайнрици надеялся избежать этих потерь{794}. Надежды старого генерала не сбылись — 21 апреля, после прорыва на Зееловских высотах, советская артиллерия стала обстреливать и город. Берлин превратился в передовую.
Артиллерийские обстрелы были гораздо опаснее авианалетов. Берлинцы научились жить при авиабомбардировках и привыкли к их регулярности. Большинство людей научились по свисту падающих бомб приблизительно оценить, где они разорвутся; многие так притерпелись к налетам, что часто даже не искали убежища. Артиллерийский обстрел был опаснее. Снаряды падали неожиданно. Смертоносная шрапнель летела во все стороны, часто настигая свои жертвы далеко от разрыва. Кроме того, артобстрелы не подчинялись никаким распорядкам. Они были бесцельными, непрерывными и с каждым днем все более интенсивными.