Гибель Византии
Шрифт:
В большой королевской зале было довольно многолюдно; несколько придворных дам и мужчин были заняты разговором, другие, выходили на открытую террасу, расположенную над живописным неаполитанским заливом, с террасы раздавались звуки лютни или декламация стихов какого-нибудь поэта, которых тогда в Италии было очень много. Король Альфонс, которому было в то время немного более сорока лет, был занят разговором с кардиналом, послом папы Евгения IV; здесь же сидел граф Комбатеца и граф Марконе Каэтано.
— Итак, ваше величество, мы будем резюмировать, — говорил кардинал, — наш договор следующим
20
Мархия — пограничный округ, управляемый маркграфом.
— Прекрасно, кардинал, мы со святейшим отцом будем добрыми соседями.
— Да, ваше величество, это очень важно. Италия раздирается кондотьерами, Германия гусситами и базельским собором, Византия турками. А глава христианства еще недавно был в бегах, как вор и разбойник…
— Не беспокойтесь, кардинал, мы с этими кондотьерами, даст Бог, справимся. Вы, конечно, слышали, что нам удалось разбить Антонио Кальдору, этого неукротимого кондотьера.
— Блестящий и плодотворный подвиг!
— Какие вести от достоуважаемого Энея Сильвия Пикколомини? Гениальная голова, не правда ли, кардинал?
— Мы нисколько не сомневаемся в его гениальности; но нас очень смущает его искренность. Его положение довольно двусмысленно: еще недавно он был душою базельского собора, а теперь уехал в Германию ратовать за интересы папы! У нас, впрочем, все уверены, что он поведет дело так, что прежняя его измена папскому престолу не помешает ему теперь сослужить папе службу.
Затем разговор между королем и кардиналом продолжался недолго; скоро кардинал ушел. Король подозвал к себе юного принца калабрийского Фердинанда, который почтительно приблизился к королю.
— Мой дорогой Фердинанд, — нежно обратился к нему Альфонс, — живи и учись. Все это прекрасное, Богом благословенное королевство предназначается тебе; сегодняшние переговоры устранили последнее щекотливое обстоятельство, которое могло бы воспрепятствовать этому.
Принц Фердинанд поцеловал руку короля.
— Принцу есть у кого учиться, — заметил почтенный Гихар; — под вашим руководством дон Альфонс, при тех возвышенных примерах, которые принц будет перед собою видеть, он будет достойным приемником.
— Благодарю, дорогой друг, за добрые предсказания; я думаю, что и почтенный дядя Гихар не откажется напутствовать молодого принца; уж он наверное научит его быть преданным другом.
При этих словах король протянул Гихару руку, тот крепко ее пожал.
— Король, может ли кто-то чувствовать к вам иное! — У Гихара при этих словах на глазах блеснули слезы.
— А, Инеса! Милая и добрая Инеса! — нежно обратился король к подходившей молодой девушке. Та почтительно поклонилась ему и прижалась к Гихару, который привлек ее к себе. — Я завидую, Гихар, что у тебя такая дочь.
— А я вам, король, что у вас такая крестница.
— Что же, милая крестница, вы сегодня ко мне так неласковы? — обратился король к Инесе.
— Это вы, ваше величество, совсем меня забыли в последнее время. Победа над Кальдорой совсем вам голову вскружила, — шутливо сказала Инеса.
Король рассмеялся.
— О, женщины, женщины! Они только сами хотят кружить головы и им досадно, если что-то другое вскружит голову мужчине. Ну, прости меня; вперед, если я и Сфорцу поражу, то все-таки тебя не забуду.
Король нежно поцеловал красивую головку Инесы. Затем Альфонс взял за руку Гихара, отвел его в сторону и, глубоко вздохнув, сказал:
— Ах, Гихар, она так похожа на мою Маргариту, я без волнения не могу смотреть на нее, перед моими глазами встает прекрасный образ твоей сестры. — Король понизил голос. — Перед целым светом теперь принц Фердинанд законный сын мой и твоей незабвенной сестры и будущий король Неаполя; последний долг драгоценной фамилии Гихар заплачен.
— Простите, простите… — шептал взволнованный дон Гихар, — но, ваше величество, я ведь представитель и хранитель чести фамилии…
— Я за это тебя глубоко уважаю, мой старый и добрый друг.
В это время вошел паж и доложил:
— Синьор Джиованни Антонио Орсини, герцог тарентский, возвратился в Неаполь и просит принять его.
— А, Орсини! Конечно проси…
Паж вышел, а вслед за ним поспешно вошел Орсини.
— Герцог, что за церемонии! — Король бросился обнимать его. — Вы знаете, что я всегда вас рад видеть.
— Благодарю вас, ваше величество, за лестный упрек, но я думал, что вы заняты. Мне сказали, что вы покончили с кардиналом и завтра официально будет подписан договор с его святейшеством.
— Все это так! Садитесь, дорогой герцог, рассказывайте, что видели, что слышали.
Между тем герцог обходил всех и здоровался.
— Я бы, может быть, ваше величество, не спешил так и не требовал бы доложить вам скорее о себе, если бы не имел кое-что, вас интересующее. Если, у вашего величества, есть время, я подробно расскажу.
— Весь к вашим услугам, герцог.
При этом все приблизились к герцогу слушать его рассказ.
— Когда я окончил свои дела в Анконе и передал все, что ваше величество поручили мне передать наместнику Франческо Сфорца, то стал расспрашивать, нет ли в гавани судна, отходящего на юг. Мне сказали, что с часу на час ждут венецианскую галеру, которая держит курс на Бриндизи, и что с тех пор, как Франческо Сфорца нанялся к венецианской республике, сообщения с Венецией и югом постоянные. Я жду, и скоро, действительно, прибыла очень хорошенькая венецианская галера, бросившая якорь у Анконы. Я поспешил туда и мы двинулись на юг. Стоял прекрасный вечер; пассажиры были все на палубе и за бокалом вина разговорились. Между пассажирами был какой-то генуэзец громадного роста и по-видимому очень богатый. Он-то и сообщал животрепещущие новости с Балканского полуострова. Около Моравы турки разбиты Гуниадом наголову…