Гиблое место. Служащий. Вероятность равна нулю
Шрифт:
— Значит, где-то в начале пятидесятых годов, — подхватил мысль полковника Марков. — Помню я эти времена, ох как помню. И процесс пасторов, и процесс кюре. Но иезуитов у нас в стране были считанные единицы. Кто же и зачем сделал из него иезуита?
— Именно сделал, вылепил, — сказал Ковачев. — Такое возможно лишь в молодости, когда психика еще не устоялась.
Марков жестом остановил полковника.
— Погодите, погодите! У нас же было целое гнездо иезуитов! Их французский коллеж в Пловдиве... постойте... как же он назывался... там еще раскрыли одного старого шпиона, Анри д’Ампера, небезызвестного в свое время пэра Озона... трудный был человек. Ученики дразнили его пэром Пизоном. До сих пор не могу его забыть. Ах да, заведение называлось коллежем святого
Архив бывшего французского коллежа святого Августина действительно сохранился. Среди огромного количества книг отыскались и упомянутые генералом альбомы с фотографиями и краткими характеристиками. Дальнейшее было делом техники. Из пяти представивших определенный интерес фотографий следовало найти одну, для чего эксперты зафиксировали 28 опорных точек на голове — анфас и профиль и сравнили их с соответствующими точками на фото теперешнего Петрова. Измерения и вычисления указали на Стефана Мирославова, окончившего коллеж в 1947 году.
Для контроля генерал распорядился проверить биографии и четырех остальных заподозренных. Двое жили в Пловдиве, один в Русе, четвертый умер два года назад, а пятый... Пятый безвестно канул еще в 1954 году, и о той поры никто о нем ничего не слышал. Несомненно, он-то и играл роль Петрова. Понадобилось всего несколько дней, чтобы навести нужные справки. Биография резидента была короткой, но содержательной.
Стефан Мирославов (все называли его Стив) родился в 1928 году. Он был единственным сыном Йозо Мирославова — богатого католика, владельца обширных земельных угодий, нескольких доходных домов на главной улице Пловдива, столь же обширных лесных массивов в Родопах и двух лесопилок. Религиозен он был до фанатизма и вместе с супругою Марией регулярно посещал католический собор святого Людвига. Неудивительно, что их единственный сын оказался в коллеже иезуитов, который и закончил с золотой медалью.
В гимназическом архиве оказалось немало материалов о молодом Мирославове, характеризующих его с самой лучшей стороны. Как известно, отцы-иезуиты обращали особое внимание на детей из высших слоев, которые благодаря своим родителям могли занять со временем видное место в обществе. Особенно если они ко всему прочему были трудолюбивы, интеллигентны и тщеславны. Всеми этими качествами как раз и обладал Стив. Почти все годы обучения он был лучшим учеником класса и являл пример усердия при посещении богослужений и литургий в гимназической капелле и в соборе святого Людвига. Поэтому никто не удивился, когда на выпускных торжествах ему вручили «При д’экселанс» — «Награду достойнейшему». Помимо грамоты, получил он и роскошный альбом с цветными видами самых знаменитых замков Франции. Но гораздо важней другое: высокая награда обеспечивала Стиву не менее высокую стипендию во французском университете.
Да, до этого момента все развивалось самым прекрасным образом. Но только до этого момента! После 1947 года началось стремительное падение Мирославова. Во-первых, ему не разрешили отбыть во Францию на учебу. Официальным мотивом отказа послужила необходимость пройти военную службу! И Стив оказался в казарме. Через два года его демобилизовали, но мир, где он оказался, к этому времени разительно переменился. Все богатства его семьи были конфискованы или национализированы — начали действовать революционные законы народной власти. Родителям, владевшим дотоле многими домами, оставили одну комнату, где они прозябали без каких-либо доходов. Впрочем, отец вскоре скончался от инфаркта — судя по всему, он не смог перенести столь решительной перемены в своем общественном положении.
Стив и его мать остались вдвоем. Жили они, правда, без прежнего довольства и блеска, но все же прилично, хотя и не работали. Возможно, им помогал кто-то из прежних друзей. Но все прежние друзья тоже находились в незавидном положении. Скорее всего госпожа Мария Мирославова где-то прятала шкатулку с драгоценностями, которые потихоньку сбывала. Так или иначе, но Стив поступил на юридический факультет Софийского университета. Скоро и здесь он оказался в числе первых студентов...
Второй сокрушительный удар в судьбе Мирославова последовал в 1952 году. При очередной чистке его исключили из университета как социально чуждого элемента и сына «бывших». Причем исключили перед самой летней сессией, когда он готовился сдать (как всегда, с блеском) экзамены. Можно представить, какая буря разразилась в душе молодого амбициозного Стива, какой бурлил в нем вулкан ненависти к новой власти.
Начался новый этан в его жизни. То ли не найдя более подходящего занятия, то ли из-за оскорбленного самолюбия и всем назло, но многообещающий молодой юрист переквалифицировался в чернорабочего. Несколько месяцев он работает возчиком, свозя кости из мясных лавок на фабрику, вырабатывающую клей. Затем довольно долго трудится землекопом — роет песок и гравий на берегах Марицы.
При раскрытии шпионско-диверсионной организация католических кюре в июле 1952 года были засечены какие-то связи Стефана Мирославова с отцом Павлом Джиджовым, священником и бывшим главой католическо-униатской семинарии при коллеже святого Августина. По архивам трудно было установить, насколько эти связи были серьезны, противозаконны, во всяком случае, на самом процессе Стив не фигурировал. Либо следователь проявил небрежность, либо Мирославов и впрямь не лез в политику.
Два года проходил он в чернорабочих и не предпринял ни одной попытки найти себе более подходящее занятие. Люди, знавшие его в те времена, вспоминали, что поначалу он был в страшном отчаянье и даже подумывал о самоубийстве. Но постепенно Стив успокоился — возможно, свыкся с новым своим положением, возможно, злоба перевесила в нем все остальные чувства, и он, стиснув зубы, замкнулся в себе, намеренно избирая работу потяжелей...
Так прозябал он вместе с матерью, без любимой и даже без случайных подруг, погруженный в одиночество и озлобленность. Пока в мае 1954 года не исчез. В одно прекрасное утро, как всегда, ушел из дома на работу, но там не появился. И с этих пор будто в воду канул. Пришлось порыться в архиве Пловдивского окружного управления. Там обнаружилось заявление Марии Мирославовой, чей сын исчез в среду, 7 мая. Заявительница просила милицию найти сына и установить, не случилось ли с ним несчастья. Как ни странно, заявление датировалось 14 мая, неделю спустя после пропажи человека. Почему озабоченная мать не подняла тревогу сразу на другой день? Такая забывчивость объяснялась легко. Мать и сынок сговорились, у сына была целая неделя для осуществления задуманного плана, и лишь затем — для оправдания матери — последовало заявление.
По данным архива госбезопасности и пограничных войск тоже нельзя было узнать что-то определенное. В первой половине мая 1954 года на границе было вроде бы спокойно, а имевшие место инциденты носили совершенно иной характер.
Так в биографии Стефана Мирославова образовался пропуск в целых 23 года. Невероятно, чтобы все эти годы он скрывался в Болгарии. Значит, сбежал за границу, допустим во Францию, чтобы с семилетним опозданием получить свою стипендию. Ясно, что он вращался за рубежом в эмигрантских кругах. Это давало следствию некоторые надежды...
Ковачев долго трудился над соответствующим запросом, сводя воедино все предположения и догадки, все фотографии резидента в разных позах и ракурсах, не только сегодняшние или из альбома коллежа, но и из семейного архива Мирославовых в Пловдиве, которые предоставила следствию смущенная дряхлая мать Стива...
Ответ на запрос наконец пришел. Назван он был справкой, что не соответствовало действительности. Толстый пакет с густо исписанными листками напоминал скорее научную монографию, рукопись кандидата наук. Судя по всему, над «справкой» трудился не один человек, и не одно дело в архиве было тщательно пересмотрено.