Гиблый Выходной
Шрифт:
Он развернулся.
– Только скажите, – заговорил он, вновь беря в руки чертежи и приноравливаясь к выбору правильного места соединения, – зачем вам все это нужно?
– Обещай помалкивать.
– Как рыба.
Шепетельников тихо признался, что ОАО «Двери Люксэлит» стоит на грани банкротства, что у фабрики практически нет новых заказов и соответственно неоткуда взять деньги. Предприятие едва может расплатиться по долгам, а на рабочих уже ничего не остается, поэтому заработанная плата откладывается уже на два месяца. Чтобы рабочие не обращались в трудовую инспекцию, деньги обещали выплатить сегодня, но по факту – денег нет. Поломка вентиляции отсрочит выплату зарплаты еще на пару-тройку дней, а за это время, глядишь, может что-нибудь решиться. Если просто не включать вентиляторы, то рабочие не поверят в неисправность и начнут бузеть,
– Что может решиться за три дня? – помрачнел Коломенский, – Если предприятие в яме, то надо начинать процедуру банкротства.
– Это уже не твои заботы, – грубо ответил Шепетельников. – Свои деньги ты получишь.
– Хм… Сто.
– Что «сто»?
– Сотня тысяч.
– Не борзей, Степан, – Шепетельников обволок его лютой ненавистью.
– За работу и молчание – сто тысяч. Причем шестьдесят две вы мне и так должны, так что считайте, вы еще экономите. Иначе я сейчас ухожу домой, а завтра прямо с утра рассказываю все рабочим.
Шепетельников резко отвернулся и долго разглядывал поддон кухонных дверей модели «Аурелия-1» и «Аурелия-4», приглядываясь будто к только ему видимым дефектам покраски, но Степан Коломенский прекрасно знал, что двери выкрашены правильно и на каждой из них на нижней кромке стояла печать ОТК, разрешающая вывозить поддон на упаковку и на склад.
– Начинай, – велел генеральный директор, не оборачиваясь. – Деньги будут.
И Коломенский принялся за работу, чего время-то тянуть? Степан Михайлович надеялся, что во время работы генеральный директор не станет его нервировать и догадается покинуть лакокрасочный участок, но Даниил Даниилович Шепетельников, вопреки всем надеждам, остался с Коломенским, хоть и ошивался на некотором расстоянии и, слава богу, не лез с советами и упреками. Он просто стоял за спиной у главного инженера, держал руки глубоко в карманах и не спускал вооруженного квадратными очками взгляда с проделываемой работы. Коломенского это не могло не раздражать, но он постарался не думать о присутствии своего шефа, сосредоточиться на задании и делать его, не поворачиваясь и не отвлекаясь. Для приличия он попробовал завести с Шепетельниковым что-то типа легкой беседы на посторонние темы, только из этого ничего не вышло. Даниил Даниилович был скверным собеседником, не ответившим ни на один вопрос и чуть ли не вздрагивал от степиного голоса.
В конце концов Степан Михайлович плюнул на ошивающегося за его спиной генерального директора, прикусил язык и глубоко призадумался над тремя темами. Во-первых, он оказался весьма обескуражен положением вещей на предприятии, с которого ему теперь не остается ничего иного, как увольняться. Во-вторых, он лишний раз удостоверился, что Даниил Даниилович Шепетельников очень странный человек с подозрением на какое-то психическое отклонение помимо общеизвестной каждому рабочему социофобией. Потому что такой бредовый план, ни приводящий вообще ни к чему, мог разработать только полный кретин. Только вот заведующего производством Константина Олеговича Соломонова уж кем-кем, а кретином никак не назовешь. Значит, Соломонов спустил все на тормоза и или сам уже уволился или молчит, получив крупные откупные. А может, благодаря его любимом волшебному порошочку, находится в невменяемом состоянии и «как Вася на все согласен»?
И в-третьих: где ходит бригада приглашенных монтажников, которые, к слову сказать, вероятнее всего не согласяться делать такое задание даже за большое вознаграждение?
Степан Коломенский не догадывался о том, что никаких монтажников Шепетельников не вызывал.
А Даниил Даниилович не догадывался, что в цеху вообще есть кто-то помимо его самого и главного инженера.
08:08 – 08:26
Вокруг четырехстороннего фрезеровочного станка хороводили трое взрослых людей – Юрка Пятипальцев, Лева Нилепин и Август Дмитриев. В их задачу входило отключение станка от силового кабеля и от всех пневмошлангов и перестановка его на другое место. Сейчас станок находился почти у самого входа в цех и со всех сторон был огорожен хаотично стоящими поддонами с заготовками и полуготовыми изделиями. Четырехсторонный фрезеровочный станок предназначался для фрезеровки изделий и деталей, придавая им необходимую форму и размер. Четыре вращающихся головки с ножами обрабатывали
Тут же в метре от него работал Август Дмитриев, отключая систему электропитания. Не уставая не совсем трезвым голосом читать Нилепину и Пятипальцеву лекцию о вреде алкоголя, Дмитриев копошился в щитке станка и все время ронял отвертку. Нилепин тихо посмеивался над учеником электрика, которому было лет пятьдесят и который больше говорил, чем работал, жалуясь на то, что кто-то когда-то так затянул зажимы проводов, что теперь они не отвинчиваются никакой отверткой.
Нилепину позвонили на айфон, но он, взглянув на номер, сбросил звонок. Гримаса недовольства пробежала по его молодому лицу. Звонивший перезвонил, но Нилепин опять сбросил. Пятипальцев с ухмылкой предположил, что звонят по поводу возврата банковских кредитов, на что Лева ответил, что он не Степа Коломенский и свои кредиты старается платить исправно, а звонят ему не из банка, а Зина Сферина. Вытерев пот со лба Юрка Пятипальцев попросил Леву освежить ему память и напомнить кто такая Сферина.
– Здрасьте! Зинка Сферина! – ответил Лева и сбросил третий по счету звонок. – Со сборочного участка. Ну жирная такая с кудряшками.
– А! Эта та, – вспомнил Пятипальцев и опять ухмыльнулся. – А че она тебе звонит?
– Да моча в голову ударила.
– А почему она мне не звонит? – улыбнулся Пятипальцев.
– А потому что у тебя с ней ничего не было, – непринужденно ответил Нилепин.
– А у тебя было? Правда? Ну ты самец! Ну ты даешь? Когда успел-то?
– Ну и что такого? Ну что я с собой поделаю, если у меня такая натура? Я самец, да. Я пользуюсь этим, а почему нет?
– Лева, ты перетрахал весь цех! Тебе не стыдно, братан? – На это Нилепин только пренебрежительно свистнул.
– Ну ни весь, не преувеличивай, – возразил он. – Тебя-то я не трахал. И Августа не трахал… пока. Август, я тебя трахал?
– Нет еще, – поддержал шутку ковыряющийся в электрике Дмитриев.
– Да и вообще, мои достижения сильно преувеличены, – поскромничал Нилепин. – Ну со Светкой было, которая на складе. Ну с Маргариткой из офиса… ну тут вообще ничего особенного, она всем дает. С Валькой с вакуумного пресса… Ну с Игной…
– С какой Ингой? – поинтересовался наладчик.
– Она одна у нас. Инга Нифертити.
– С Нифертити!? С мастером лакокрасочного? Да ты паришь, братан!
– В натуре, Юр! А с этой Сфериной… ну было пару раз по пьяне… Ну и что? А теперь она мне прохода не дает. Названивает. Утром, на работу собираюсь, а она позвонила и начала какую-то чушь городить. Прикиньте, пацаны, будто мне угрожает какая-то опасность. А я у девахи одной сегодня ночевал, так мне пришлось в одних трусах на веранду выйти, чтобы та не слышала. А на улице метель, тьма, особняк в каком-то лесу, я даже, кажется, волка увидел. У меня ноги дрожат, дружочек аж внутрь съежился. Я говорю, ты че, мать, на меня братков насылаешь или что? А она – нет, говорит, не в этом дело. А просто, говорит, сон ей приснился, что помру я!
– Ого!
– Не ходи, говорит, на работу. Дома, говорит, сиди. А я от холода уже заикаться начал. Я говорю – я уже почти приехал. Я ей так сказал, чтобы она отвалила. А она – ой, говорит, беда! Быстрее, говорит, воротайся в зад. Так и сказала – воротайся в зад. Иначе беде быть. А если, говорит, не уедешь из цеха, то я, говорит… то есть, не я, а она… То она сама приедет и уведет меня от сюда силой.
– Она нормальная? – Пятипальцев одолел очередную фиксирующую станок гайку.
– Да вроде…