Гиблый Выходной
Шрифт:
Откинулся на спинку стула и облегченно закрыл глаза, сжимая-разжимая опаленную ладонь.
– Ты че делал? – тихо спросил Дмитриев.
Пятипальцев будто отстранился ото всех, он глубоко дышал, тер ладони и почти яростно блаженно улыбался.
– Кайф! – прохрипел он. – Тебе не понять.
– Нашему Юре нравится испытывать боль, – ответил Лева Нилепин за своего коллегу. – Нравится, что ж с ним поделать. Совместил ощущения на языке и на коже. Че, Юрец, неужели, взаправду, прешься от такого?
– Блин, братуха, у меня аж стояк… – ответил Пятипальцев.
Дмитриев только хлопал глазами.
Коломенский усмехнулся и достал колоду игральных карт.
– Партейку перекинем? Кто будет?
07:43 – 07:46
Константин Олегович Соломонов поставил свою «Мазду CX7» не на своем обычном месте, а немного в стороне за сугробами, чтобы не привлекать внимания. Взяв барсетку и кейс, он
Они быстро шли вдоль бетонного забора, увенчанного витками колючей проволоки, Соломонов знал какой участок этого места не просматривается видеокамерами и вел Оксану именно там. Проходная была за углом, со стороны парковки. В каком-то месте Костя внезапно остановился и, терпеливо игнорируя снежную метель, привстал на снежную кочку и заглянул за забор.
– Чисто, – заключил он после нескольких секунд осмотра внутренней территории фабрики. – Впрочем… Стоп!
– Что там? – спросила, отворачиваясь от вьюги Альбер. Полы ее белого пальто трепыхались на ветру, ноги обдувало неприятным холодом.
– Цех, мать его, уже открыт!
– Кто открыл цех? У кого есть ключи?
– Разумеется, у меня! Я же заведующий производством и было бы очень удивительно, если бы я не имел ключа от своего цеха. Но я еще не пришел… Я стою тут… А цех уже открыт.
– У кого ЕЩЕ есть ключ, Кость? Думай скорее, у меня ноги мерзнут.
– У охранников, мать их.
– У Шепетельникова есть?
– Нет, ему открывают охранники.
Соломонов передал кейс Оксане, а сам раскрыл барсетку. Не обращая внимания на проносящиеся мимо автомобили, достал пакетик с белым порошком, защепнул поочередно две щепотки и резко вдохнул их каждой ноздрей будто нюхательный табак. Альбер закатила глаза и на несколько минут оказалась в компании замкнутого на самом себе мужчины, чьи черные кудри бились на ледяном ветру, а черные глаза неподвижно остановились на какой-то точке. Вскоре он очнулся и спросил, о чем он говорил. Едва сдерживая подступающую ярость, Альбер ответила, что он ни о чем не говорил. Как это ни удивительно, но он НИ О ЧЕМ не говорил, а просто хотел миновать проходную и открыть цех. Но в цех уже кто-то вошел.
– Значит меняем план, – ответил Соломонов. – Нам нельзя светиться ни перед кем. Мы хотели сами открыть цех, пройти в мой, мать его, кабинет, сделать свое дело, выйти, запереть цех и в темпе вальса миновать охранника. Теперь сделаем по-другому, возможно то, что цех уже открыт, даже лучше. Оксан, послушай, что я тебе скажу… Послушай, что я тебе скажу прямо сейчас и не говори, что я тебе не говорил…
– Говори!
– Мать твою, не перебивай меня, когда я говорю! Не надо открывать свой ротик и пытаться казаться умнее того, с кем ты, мать твою, разговариваешь…
– Я сейчас развернусь и уйду! Не тяни резину, Кость!
– Нам не придется светиться даже перед охранником. Мы прошмыгнем в открытый цех, мать его.
07:43 – 07:58
Наспех одевшись, она отправилась на работу, на ОАО «Двери Люксэлит».
Вообще-то Зинаида Сферина не обязана была сегодня приходить на работу, на вчерашнем собрании выступивший вперед заведующий производством Константин Олегович Соломонов, широко улыбаясь и тряся кудрями сообщил собравшимся, что генеральный директор Шепетельников Даниил Даниилович объявляет завтрашний (теперь уже – сегодняшний) день внеочередным выходным. Будто-бы сегодня будут устранять какие-то неполадки в системе вентиляции. Зина видела это своими глазами и слышала своими ушами поэтому по полному праву должна была сидеть дома, варить обед, смотреть сериал и ждать супруга. Надежного, в меру толстого, сильного, немного грубого, но, увы, не любимого.
Зинаида собралась на работу потому что просто не могла сидеть на диване или стоять у плиты, когда ее душа испытывала глубокое потрясение, вызванное сильнейшим предчувствием чего-то очень нехорошего. Предчувствие не давало ей покоя последние недели, она не могла избавиться от скверных мыслей, что вот-вот должно было что-то случиться. Что-то непоправимое. И как бы она не старалась, но отделаться от этого тревожного состояния у нее не получалось. Она ходила в местный театр, пила вино, смотрела комедии – бесполезно. Покой не возвращался, сон ухудшился, аппетит пропал. Пропадали любые желания, любые стремления. Подразумевая у себя возникшее онкологическое
Беспричинная тревога началась еще полгода назад, когда одна гадалка с тремя ноздрями предсказала Зинаиде скорый конец, а за отдельную плату уточнила, что конец ее будет то ли ранней весной, то ли поздней зимой и после того как ее дети выйдут замуж и женятся. Сын женился еще за пять лет до встречи Зинаиды с трехноздревой гадалкой, а дочь с октября сожительствует со своим избранником гражданским браком. Можно ли это считать замужеством? Раз дочь считает, значит можно, а тут еще масла в огонь подлила какая-то цыганка с внешностью итальянской баронессы, схватившая в подземном переходе центрального вокзала Зинаиду за ладонь и в мгновенье ока предсказав ей близкую кончину. Она даже деньги не взяла, хотя шокированная Сферина протягивала ей все что было у нее в кошельке. Цыганка категорически отказалась брать деньги, что само по себе не на шутку удивило Зинаиду Зиновьевну. Пребывая под впечатлением от встречи с привокзальной цыганкой и гадалкой с лишней ноздрей, она решила обратиться к одному найденному через «Авито» колдуну в четвертом поколении по имени отец Кузьма, который при личном посещении и передачи ему семи с половиной тысячи рублей, принялся жечь какие-то веточки, гладить хрустальные шарики, закатывать глаза и переворачивать старые замасленные от многократного применения картонки с непонятными Зинаиде Зиновьевне символами. Сферина поморщилась и хотела было уйти от темнобородого колдуна в четвертом поколении, сразу разочаровавшись в истинных способностях, но громкоголосый отец Кузьма вдруг остановил женщину сильно сжав ее пухленькую ладонь. Он долго смотрел ей прямо в глаза, задавал вопросы по поводу ее предков и обстоятельств ее появления на свет и внезапно помрачнел. Ее семь с половиной тысячи он ей вернул и без объяснений попросил уходить и больше к нему не обращаться. В ее случае, он, дескать, бессилен. Случай, какой-то особенный, необычный. Тогда всерьез обеспокоенная Зинаида шлепнула деньгами о стол и потребовала от колдуна говорить всю правду и не хитрить. Бородатый отец Кузьма замогильным голосом уточнил, действительно ли она хочет услышать правду? В ответ он услышал решительное: «Да».
И он сказал, что видит ее прошлое, видит настоящее, но не видит будущего. Только тьму. Ее жизнь, по словам предсказателя, должна вскоре оборваться. Конкретную дату он назвать не мог, но предупредил, что смерть свою она получит от служивого. «От солдата?» – переспросила Зинаида Зиновьевна, хватаясь за сердце. Колдун нахмурился, задумался. «Меня убьют на войне?» – предсказатель отрицательно покачал головой на тонкой шее. «Сначала ты убьёшь себя сама, – заявил отец Кузьма, перебирая четки и тряся бородой, – Потом тебя убьёт служивый. Вокруг тебя будет много дерева и железа. Много дерева и железа. Еще вижу снег, много снега… И еще вижу много убиенных. Много убиенных вижу и среди них вижу одного… Любимый твой. Не муж, но любимый». «Ты это… за языком следи, – остановила его Сферина. – Что это ты такое говоришь, старый? Как это не муж, но любимый?» «Это уж тебе виднее. А служивого бойся, бойся служивого! Но от судьбы не убежишь, дочь моя!»
– Какая я тебе дочь! – Сферина резко встала из-за круглого стола, опрокинув картонки и хрустальные шарики, которые запрыгали у нее под ногами. Горя от возмущения, она покинула спиритическую комнату, но слова предсказателя накрепко засели в ее голове. Теперь она стращалась полицейских на улице, шарахалась от проходящих мимо людей в военной форме, не смотрела новости об Украине, Сирии и о других горячих точках. На всякий случай зачастила в церкви. Везде ей мерещились служивые и она ломала голову где может быть много дерева и железа. В-общем ее жизнь превратилась в сущую неврастению, да к тому же, видимо на фоне постоянной тревоги, ей стали сниться кошмары. Она плохо запоминала сюжеты снов, но знала, что ей сняться умершие родственники.