Гибрид
Шрифт:
Лоу нахмурился.
— Я ничего не понимаю насчет ордеров на мой арест. Это не имеет никакого смысла! Сарк и Барон не могут хотеть моего ареста. Если бы я попал в руки властей омкью, то у меня была бы возможность рассказать о Группе Маяка.
За овальным окном газообразный свет окрасил горизонт. «Бури, — подумал Лоу, — солнечные бури. Знамение?»
— Мне кажется, Андреас, что ты не совсем представляешь себе характер документов, которые показал мне Полковник Корпуса. Тебя хотят не поймать и заковать в цепи. Наказание — смерть. Тебя приказано убить
Снежная Птица издала тихий испуганный звук.
Лоу раздраженно покачал головой.
— Уничтожить свое оружие? Зачем Барону и Сарку идти на это?
— Они любой ценой хотят не допустить, чтобы ты заговорил. Да, конечно, им лучше заполучить тебя обратно живым, если они смогут тебя найти. Если же это исключается, то им лучше убить тебя.
На вершине башни ветер пел в изящных овальных отверстиях. На какое-то безумное мгновение Лоу почудилось, что он слышит в этой песне: «Люлю, Люлю. Сумасшедший. Сумасшедший».
Он бросился к окну.
— Я должен связаться с властями. Несмотря ни на что я отправлюсь на Шакью-Эм. Я ведь как-то прошел мимо них, добираясь сюда…
— Случайно. Если ты попытаешься снова и потерпишь неудачу, то потеряешь свой единственный шанс. И начнется война.
— Но кто-то же должен все это услышать. Как же мне рассказать им? Как!
За горизонтом севшее Солнце Голоза взорвалось извержениями. Ночь вспыхнула неистовым светом.
— Я не знаю.
Тяжело дыша, Лоу припал к земле за каменной колонной. Рядом с ним лежал ящик из искусно резьбленой кости. Он нес его на плече более десяти стеббий.
Над головой древнее багряное солнце выбрасывало газообразные вихри. За те два дня, что Лоу провел в деревне, бури усилились. Свет, падавший на поверхность планеты, менялся каждые несколько секунд, то темнея, то светлея поочередно.
Разваливающийся краулер, за которым Лоу шел большую часть утра, остановился в небольшой ложбинке. Краулер был допотопным, с изношенными гусеницами и почти исчерпанным реактором. Пыхтение и фырканье были звуковыми указателями его пути через однообразную, покрытую сланцем поверхность этой части плато.
Серийные номера были соскоблены с покрытой ржавчиной поверхности корпуса. Раньше краулер был собственностью Корпуса. Теперешний его владелец был одинок.
Прислонившись спиной к гусенице, он обедал, отдыхая в тени краулера. Он ел, тяжело дыша, большими глотками.
Человек Солнечной системы почесался и отрыгнул. Затем натянул на глаза защитный головной убор с широкими полями. Раздавил насекомое у себя в бороде и смахнул с пальцев что-то липкое. Затем он отстегнул от пояса питьевой контейнер и сделал несколько глотков.
Наконец он поднялся и стал забираться обратно в кабину. Лоу вышел из-за каменной колонны и жестом изобразил знак мира.
Человек вытащил парализатор из потрепанной поясной кобуры. Лоу крикнул: «Не стреляйте! Я пришел с миром. Поторговать».
Человек дважды моргнул. «Откуда ты пришел?»
«Прошлой ночью, когда вы приходили в нашу деревню, я спал и узнал об этом только сегодня утром, когда проснулся».
Случайное упоминание Снежной Птицы об этом человеке дало Лоу новую надежду после двух дней тщетных попыток решить, казалось, неразрешимую задачу — как связаться с официальными властями на Шакью-Эм. Несмотря на протесты Снежной Птицы, он взял ящик из резьбленой кости и отправился на поиски краулера.
«У тебя нет перьев, — сказал человек, — кто ты? Полукровка?»
Лоу был отвратителен циничный блеск маленьких голубых глазок. Эти торговцы, которые скитались по планетам Замарии, вообще были отвратительны. Они привозили товары, обычно недоступные жителям отдаленных деревенских миров. Переходя от одного Колониального Корпуса Проклятий к другому, передвигаясь большей частью ночью, они запрашивали непомерно высокие цены за свои нелегальные товары. Только самые неразумные омкью имели с ними дело постоянно.
«Разве моя кровь имеет какое-то значение? — спросил Лоу. — Я не хочу торговаться. Есть ли у вас такой металлический ящичек, чтобы разговаривать с другими планетами?»
«Длинноволновик? Как раз есть. К тому же новейшая модель. Ничего особенного, по правде говоря, подобными вас могли бы снабдить свои же». Он комически коснулся края защитного головного убора, представляясь: «Дастин О'Фленг. Кажется, я не расслышал, как тебя?»
«Я не говорил».
Маленькие голубые глазки стали холодными. «Ты о многом просишь, полукровка. Длинноволновик стоит дорого».
«Вы будете торговаться или нет?»
На лице торгаша отразилась неприязнь. «Что-то мне сдается, у тебя мало чего есть такого, чем можно торговать. Ты что, одежду свою собираешься продавать?»
«Мой ящик из кости за каменной колонной».
Брови О'Фленга поползли вверх. «Твой ящик зрелости?»
«Да».
Поступать так было больно. Гулкью подарил ему этот резьбленый шедевр на первом году его возмужания. И хотя ящик не значил для Лоу так много, как для чистокровного омкью, все-таки и он чтил традиции. Трудно было не заметить, как обиженно удивился Гулкью, когда Лоу предложил обменять ящик. Но в конце концов Гулкью дал свое согласие. Что, кроме этого, могло быть у людей из поющих деревень, на что можно было бы обменять нелегальный длинноволновик? Ящик стоил целое состояние по сравнению с длинноволновиком, но Лоу больше нечего было предложить. Гулкью понял его.
«Я думал, что вы, птицелюди, никогда не отдаете таких вещей». Алчность затуманила голубые глаза О'Фленга. Он задал этот вопрос будто стараясь подготовить себя к разочарованию.
«Мне нужен длинноволновик, торговец. Торгуемся или я ухожу».
О'Фленг сделал успокаивающий жест и взобрался на корпус краулера: «Сейчас я достану длинноволновик. В отличном состоянии, я гарантирую. Ему всего лишь три года».
За каменной колонной Лоу осторожно поднял костяной ящик. Его тонкие стенки были покрыты неглубокой замысловатой резьбой. Мастера в поющих деревнях по шесть месяцев трудились над каждым таким ящиком.