Гибриды
Шрифт:
Бандра улыбнулась.
— Понимаю.
Мэри похлопала её по колену.
— Вот за это я тебя и люблю. За то, что понимаешь.
— Но мы недолго будем тут вдвоём, — сказала Бандра, широко улыбаясь. — Давненько я не жила в доме, в котором есть дети.
— Надеюсь, ты мне поможешь, — сказала Мэри.
— Конечно. Уж я-то знаю, что такое кормление в девятую деци!
— Он, я вовсе не имела в виду… хотя спасибо, конечно! Нет, я хотела сказать, что ты поможешь мне воспитывать нашу с Понтером дочку. Я хочу, чтобы она любила и ценила обе культуры — и глексенскую, и барастовскую.
—
Мэри улыбнулась в ответ.
— Точняк.
Телефон зазвонил через два дня, где-то в шесть вечера. Мэри и Бандра отработали свой первый полный день в университете и теперь расслаблялись у себя, в доме, который раньше принадлежал Рубену. Мэри растянулась на диване, дочитывая, наконец, роман Скотта Туроу, который начинала читать давным-давно, ещё до первого открытия портала между мирами. Бандра лежала в большом шезлонге, доставшемся им вместе с домом — том самом, на котором спала Мэри во время карантина. Она тоже читала книгу с неандертальского планшета.
Когда телефон на низком столике возле дивана зазвонил, Мэри загнула страницу книги, встала и подняла трубку.
— Алло?
— Здравствуйте, Мэри, — сказал женский голос с пакистанским акцентом. — Это Кейсер Ремтулла из Йоркского.
— О Боже, Кейсер! Здравствуйте! Как вы?
— У меня всё хорошо. Но я с не слишком весёлыми новостями. Вы помните Корнелиуса Раскина?
У Мэри внутри что-то болезненно сжалось.
— Конечно.
— Мне очень жаль, что приходится сообщать вам эту новость, но он недавно скончался.
Мэри удивлённо вскинула брови.
— Правда? Но он ведь был ещё молодой…
— Тридцать пять, как мне сказали.
— Что случилось?
— Был пожар, и… — Она замолчала, и Мэри услышала, как она с трудом сглатывает слюну. — И от него, по-видимому, мало что осталось.
Мэри безуспешно пыталась найти подходящий ответ. В конце концов с её губ сорвалось лишь краткое «Ох…»
— Вы не хотели бы… не хотите приехать на поминальную службу? Она будет в пятницу, здесь, в Торонто.
Об этом Мэри не надо было даже задумываться.
— Нет. Нет, я ведь его почти не знала, — сказала она. Я его совершенно не знала.
— Да, хорошо, я понимаю, — сказала Кейсер. — Просто подумала, что нужно вам рассказать.
Мэри хотелось сказать Кейсер, что она теперь может спать спокойно — теперь, когда человек, изнасиловавший её — их обеих — мёртв, однако…
Однако предполагалось, что Мэри вообще не знает о том, что Кейсер изнасиловали. Её мысли путались. Однажды она найдёт способ сделать так, чтобы Кейсер узнала.
— Спасибо за звонок. Простите, что не приеду.
Они попрощались, и Мэри осторожно положила трубку. Бандра вернула шезлонг в вертикальное положение.
— Кто это был?
Мэри подошла к Бандре и протянула к ней руки, чтобы помочь встать. Потом они притянула её ближе к себе.
— С тобой всё в порядке? — спросила Бандра.
Мэри крепко её обняла.
— Всё хорошо, — сказала она.
— Ты плачешь, — сказала Бандра. Она не видела Мэриного лица, которое которое та прижимала к её плечу; должно быть, слёзы промочили ткань.
— Не волнуйся, — глухо сказала Мэри. — Просто обними меня.
И Бандра так и сделала.
Глава 44
Мои дорогие люди, дорогие Homo sapiens, мы продолжим наше большое путешествие, продолжим наш чудесный поиск, продолжим наш путь вперёд и ввысь. Это наша история, и это наше будущее. И мы не остановимся, не запнёмся, не сдадимся, пока не достигнем самых дальних звёзд.
Понтер и Адекор много времени проводили в штаб-квартире ООН, консультируя комитет, который пытался решить, следует ли продолжать строительство нового, постоянного портала между комплексом ООН и соответствующим местом острова Данкат. В конце концов, доказывали некоторые, если мужчины не смогут им пользоваться, то проект следует закрыть. Луиза Бенуа также была включена в этот комитет.
В Лаврентийской университете, разумеется, начались рождественские каникулы — что означало, что Мэри и Бандра не были привязаны к Садбери. Они решили слетать в Нью-Йорк, чтобы встретить Новый год с Луизой, Понтером и Адекором на Таймс-сквер.
— Это невероятно! — говорила Бандра, почти крича, чтобы её было слышно за шумом толпы. — Сколько здесь народу?
— Обычно собирается где-то полмиллиона.
Бандро огляделась вокруг.
— Полмиллиона! Я не думаю, чтобы полмиллиона барастов вообще хоть когда-нибудь собирались вместе.
— Так почему вы празднуете новый год именно в этот день? — спросил Понтер. — Это не солнцестояние и не равноденствие.
— Гмм, — сказала Луиза. — Если честно, я не знаю. Мэри?
Мэри покачала головой.
— Без понятия. — Она заглянула Луизе в глаза и попыталась изобразить её квебекский акцент, перекрикивая при этом гомон толпы. — Но любой день подходит, чтоб устроить фи-и-есту! — Нет, улыбку на её лице увидеть пока не удастся; ещё слишком рано.
— Так что же будет сегодня вечером? — спросил Адекор.
Всё вокруг было залито неоновыми огнями.
— Видите вон то здание? — спросила Мэри, указывая рукой.
Адекор и Понтер кивнули.
— Когда-то там располагалась главная редакция газеты «Нью-Йорк Таймс» — вот почему это место зовётся Таймс-сквер. Так вот, видите флагшток на самом верху? Его высота семьдесят семь футов. Огромный шар весом в тысячу фунтов начнёт спускаться по этому флагштоку ровно в 23:59, и ему понадобится ровно шестьдесят секунд, чтобы достичь нижней точки. Когда это произойдёт, это будет знаком начала нового года, и начнётся грандиозное шоу фейерверков. — У Мэри была в руках сумка; все присутствующие получили такие в подарок от Департамента содействия бизнесу Таймс-сквер. — Когда шар коснётся нижней точки, полагается расцеловать тех, кого вы любите и крикнуть «С Новым годом». Но вам ещё надо будет подбросить в воздух содержимое ваших сумок. Они наполнены маленькими кусочками бумаги, которые назваются конфетти.