Гидра из Лерны
Шрифт:
Это были речи трусливой женщины, не героя. Но Ясон не ответил. Дорога манила вперед, а что прекраснее, чем идти на закатное солнце. Он все же попрощался с учителем. Старый кентавр был задумчив и даже печален, неразговорчив, дал пару наставлений в дорогу, сказал стороной обходить рощи дриад – очень уж обидчивы древесные девы, с людьми беседы они не ведут. Ясон и так это знал. Легкий мешок за плечом да короткий меч на боку. Другого не нужно.
Когда зашло солнце, он как раз подошел к стенам Фермопил. В реках, что текли по обе стороны города, вода была теплой, даже горячей, но летом от них исходил отвратительный запах. Говорят, эти источники миру подарила Деметра, чтобы земля была плодородной, ее же храм и стоял в этом городе – Хирон думал, что ему, надменному юноше, ничего неизвестно о богах-олимпийцах, но он ошибался. Ясон заночевал в одном
Сон был хороший, но пришлось от него пробудиться. Рано утром служанка хозяев зашла в хлев доить хромую корову, телята взбрыкнули, лягнули его копытами пониже спины – Ясон недовольно проснулся. Сонливость сменилась радостью и волнением, от Фермопил до Иолка только полдня, может, больше. Он ждал девятнадцать лет, и вот, этим вечером он впервые увидит свой дом. У него не было плана. У героев их не бывает, герои, должно быть, просто идут и сражаются, им с первого раза удается догнать золотую лань охотницы Артемиды, усмирить немейского льва, проникнуть в стан амазонок и победить их. Это то, что помнил Ясон из уроков учителя. Хирон мало говорил о героях. И мало о своем друге Геракле.
Он кивнул на прощанье служанке, снова взял свой мешок, вычистил плащ от дорожной пыли, тщательно выбрал из волос всю солому и сено – не может наследный царевич войти в свой город, точно пастух. Северные ворота Фермопил закрылись за ним, горное ущелье осталось далеко позади, впереди лежала лишь прямая дорога.
«Жив ли мой отец? – думал Ясон, не замечая усталости в мышцах. – Жив ли, здоров, узнает меня?»
Солнце палило над головой. Если повернуть чуть к востоку, сделать лишь крохотный крюк, он пройдет через рощу. Можно будет снова наполнить мехи водой, и плечи не обгорят от жарких лучей. Хирон, конечно, говорил остерегаться рощи дриад, но те обитают не в каждой роще Деметры. Глупо шарахаться от каждой светлой опушки. Ясон перехватил поудобней мешок. Где-то в душе, совсем глубоко, он давно считал, что и дриады, и морские горгоны, и стимфалийские птицы с медными перьями, острыми, точно стрелы – все они постепенно остаются в рассказах, в эпохе героев, в том золотом веке храбрости, к которому, увы, ни он и никто из нынешних смертных не принадлежал никогда. Кентавр Хирон уже стар. Да и признаться, видел ли за все эти годы Ясон хоть еще одного. В рощах давно нет дриад, нет золотых яблок в садах гесперид, а в Трое давно нет Елены. Он пройдет через рощу, и он ничем не рискует.
Тень от деревьев накрыла плечи прохладным плащом, повеяло холодом из глубоких оврагов. Его сердце ликовало. В любой легенде, если вернулся истинный царь, никто с ним не спорит. Он просто скажет дяде вернуть ему и трон, и дворец, и город в придачу. Тот не ослушается. Ясон ускорил шаг и вдохнул полной грудью. Что-то сладкое, едкое тонкой пленкой налипло на горле. Будто не воздух рощи вдохнул он, а отхлебнул застоявшейся и тухлой воды. Он откашлялся и сплюнул. От быстрой ходьбы всякое может быть, он взял немного правее, но запах не исчезал, он становился все ярче, сильнее и точно лип ко всему, к волосам и одежде, даже к кончикам пальцев.
«Хирон говорил не идти через рощу дриад, – мелькнуло в его голове. – Может, и правда старик хоть раз в жизни сказал что-то дельное.»
Дело не в древесных девах, конечно, но отравленный источник
«Здесь, должно быть, болото, – думалось юноше. – Просто болото, которое каждое лето гниет по жаре. Но откуда здесь взяться болоту, после Фермопил на любой карте лишь степь да холмы с изумрудно-зеленой травой.»
Он понадежней скрыл тунику плащом. Если это взаправду болото, то, не ровен час, его совсем заест мошкара и пиявки. Нога наступила на кочку из мха, но мох просел и, он оказался почти по колено в холодной воде. Она пахла даже хуже, чем серные источники Фермопил, Ясон поспешно выдернул ногу, проклиная свое решение сойти со знакомой дороги. Он напролом продирался сквозь рощу, которая отчего-то давно перестала быть таковой. Не было ни приветливых сосен, ни кипарисов. Он прислушался. Ни жужжания мошкары, ни дуновения ветра, ни единого паука с его паутиной, и даже пиявки не кусали его. Было тихо, Ясон задрал голову вверх, но солнце больше не светило сквозь листья. Мудрый кентавр еще в детстве говорил ему, что если заблудился в дремучем лесу, то надо либо забраться на дерево и увидеть поверх леса дорогу, либо смотреть, где север по мху на стволе. Но мох здесь был повсюду, до странного бурый и серый, он покрывал все деревья до самого верха. Только мох и лишайники. До тошноты сладкий запах становился сильнее, голова Ясона кружилась, но надо лезть, туда выше, под крону деревьев, лишь бы увидеть вновь небо, а там он поймет, как сбежать из этого ужасного смрада.
Ясон сделал пару шагов вперед. Оперся о старый и толстый дуб, без особой надежды бросил взгляд куда-то вперед – а потом он увидел ее. Сквозь тяжелый пар от широких болотных ям он увидел сперва огромные кольца. Все в чешуе – он принял сперва их за корни деревьев, но те двигались и скользили, бесшумно, точно змея в высокой траве. Он замер, прижался к старому дряхлому дубу, будто трусливая белка, а мокрые кольца в болоте все извивались и поднимались все выше. Гнилостный запах путал последние мысли, а потом поднялась голова. Одна из многих, одна из девяти – он отчего-то знал, что их девять – восемь еще дремали во влажной и рыхлой земле. Любая змея подслеповата, но чует прекрасно. Ясон не сдержал приглушенного крика, когда желтый глаз, покрытый бельмом, уставился на него.
Крик, казалось, рвался из всего его существа, и изо рта, и из груди, и откуда-то из самой макушки, будто собственный вопль пронзал его, как копье. Мысли путались, перед глазами проплыло облачко пара. Оно было тонким, точно легкий платок, и расслаивалось на отдельные ниточки. Он проследил за последней уплывшей в сторону нитью, и разум его погрузился в сон, тяжелый и мутный.
Когда он очнулся, вокруг пахло солью. Юноша еще не открывал глаза, осторожно вдыхал новый воздух, в котором отчего-то не было ни единого намека на тягучий и липкий туман. Только соль. Еще рыба. Запах водорослей на камнях, и никакого болота. Он осмелился слегка приподнять одно веко. Солнце все также палило и над головой ни единого облачка.
– А, ты все же очнулся, – грубый голос отогнал остатки страха и сна. – Это радует. Но я уже не надеялся. Премерзкая тварь. Речь не о тебе, как ты понял.
Ясон приподнялся на локтях. Он лежал на песке, голова гудела, а ладони он ободрал о кору. Недалеко от него на большом валуне сидел человек, косматый, огромный, с грубой щетиной на широком лице. На теле его было множество шрамов, хитон был грязным и изрядно поношенным. Плащ на плечах не из тонкой овечьей пряжи, а из грубой звериной шкуры, похожей на львиную. Ясону он показался дикарем или нищим, опасным разбойником, но разбойник он или нет, изгнанник ли вне закона, он спас его жизнь от опасного чудища, а разум от страха. Кентавр Хирон учил его благодарности.
– Кто ты? – юноша обернулся к нему и попробовал встать. – Ты спас меня от… от чудовища, как ты вообще оказался в том гиблом болоте?
– От гидры, – перебил его косматый мужчина.
– Что?
– От гидры. Она и есть премерзкая тварь. И болота там никогда не бывало. В мое время так точно. Была очень милая рощица, по праздникам девицы в венках просили Деметру там послать им возлюбленного и долгого счастья. А теперь – да, юный воин, там отныне болото.
Незнакомец закончил стругать небольшим ножом длинную палку.