Гильдия убийц
Шрифт:
Потом началась Великая Война. Ниал и Сеннар уничтожили Тиранно. Рока была разрушена и рассеяна по равнине, с ее гибелью кончились сорок лет ужасного деспотического владычества.
С тех пор на Большой Земле происходили разные перемены. В те годы, когда Ниал и Сеннар еще не покинули Всплывший Мир, думали оставить эту землю такой, какой ее сделал Тиранно и война: пустынной, полной осколков башни Рока, чтобы мир помнил о происшедшем. Потом решили построить Новый Энаар, но ни первая, ни вторая идея не воплотились в жизнь. Тогда территория была поделена между разными землями, и свободной осталась только центральная часть, где построили два дворца — Королевского совета и Совета Магов. Вокруг расчистили и убрали обломки черной башни, остался только трон, его установили у входа во дворец Королевского совета, рядом с двумя гигантскими статуями Ниал и Сеннара.
Но те территории, которые были отданы разным землям, так и остались пустынными. Как ни старались люди, им ничего не удавалось вырастить. Казалось, что земля навсегда стала бесплодной. Ее и теперь называли Большой Землей, хотя она вся была разделена. Природа этих мест настолько отличалась от других земель, что здешние территории выглядели так, словно принадлежали другому времени и другому миру.
Учитель наклонился, набрал в пригоршню земли, чуть разжал пальцы, и она сухим песком вытекла из руки. То, что осталось, он показал Дубэ.
— Ты видишь эти черные стружки? Вот все, что осталось от башни Рока.
Дубэ смотрела со страхом и восхищением. Она тоже набрала в пригоршню земли и высыпала песок, чтобы в руке остались только частички черного кристалла, которые она положила в суму, висевшую у нее на поясе, под плащом.
— Зачем тебе это? Это никчемные осколки. Выбрось их.
Учитель казался почти разгневанным.
— Это не простые осколки… мне рассказывали столько историй про Тиранно… и вот я смогла прикоснуться к предмету, которого касался он.
— В Тиранно нет ничего, достойного восхищения, ничего! Он полагал, что бессмертен, и тешил себя иллюзиями, что может распоряжаться всем, что есть в мире. Такие несчастные безумцы, как он, вызывают только презрение. Выбрось их.
Дубэ молчала, тогда Учитель отобрал у нее мешок и со злостью выбросил из него осколки.
— Прости меня, Учитель, я не думала, что сделала что-то плохое…
Учитель не ответил и неторопливо пошел вперед.
Несколько дней они двигались по пустынной равнине, стояла почти невыносимая жара. Губы Дубэ растрескались от ветра и солнца и кровоточили. Вечером, когда Дубэ сбрасывала свой плащ у костра, она спрашивала себя, зачем в тот первый день хотела унести с собой осколки черного кристалла. Сейчас осколки сами забирались под одежду, кололи и раздражали кожу.
— Это еще ничего по сравнению с Великой Пустыней на востоке. Ты действительно еще глупая девчонка, — посмеивался Учитель.
Дубэ краснела, но ничего не отвечала.
Только на закате накатывалось отчаяние. Для Дубэ закаты не были связаны с приятными воспоминаниями. Все напоминало ей Горнара. Но в той серой пустыне, по которой они шли, закат имел совсем иной смысл. Это был единственный момент за весь день, когда все приобретало цвет и на равнине появлялись странные блики. Потом, внезапно, когда солнце уже, казалось, зашло за горизонт, зажигалась одна-единственная молния. Один мгновенный, переливающийся луч ярко-зеленого цвета. На один миг Большая Земля как будто снова зацветала, казалось, что трава вырастает на отравленной земле, а потом, через секунду, снова исчезает, как видение.
Учитель видел это и смотрел почти взволнованно на небо, безвозвратно погружающееся в ночную тьму.
— Ты видела зеленый луч, правда?
Дубэ вздрогнула:
— Ведь мне это не привиделось?
Учитель покачал головой:
— Нет. Говорят, что только дети могут видеть его, потому что они еще не погрязли в мерзости этого мира. Говорят, что луч несет послание эльфов, их последнее послание миру, передаваемое Солнцем тому, кто еще чист и не испачкал руки в крови.
Он тихо засмеялся, в его смехе слышалась ирония. Дубэ почувствовала, как ее охватывает печаль.
— Так почему же я…
— Я тоже вижу его, — отрезал Учитель. — Я видел его сотни раз, тут, в пустыне, и он никогда ничего мне не сказал. И сколько бы людей я ни убил, зеленый луч всегда здесь, ждет меня каждый раз, когда я прохожу через эту землю. Один мудрец сказал мне, луч виден здесь из-за прозрачного воздуха. В других местах воздух тяжелее и поглощает луч. Такое случается только здесь, и больше нигде.
В пустыне обучение стало иным. Теперь Учитель предлагал ей выполнять странные упражнения.
— Я хочу, чтобы ты стояла на страже.
— Зачем? Мы ведь здесь одни…
— Не обсуждай мои приказы, делай это, и все. Стой здесь и не спи два часа, пока я не позову тебя, прислушивайся к звукам, ко всем. И смотри не засни!
Но в первый раз Дубэ заснула, и разбудила ее пощечина.
— Я не хотела, Учитель, прости меня…
— Сосредоточенность, Дубэ, сосредоточенность! Ты должна научиться управлять собою, чтобы рассудок преобладал над усталостью, над голодом, над любым сигналом, который посылает тебе тело. Поняла?
Сейчас, ночью, особенно в кромешной тьме, созерцать пустоту, когда мыслям не за что зацепиться, чтобы остановить свой бег, когда нет никакой опоры, за которую можно было бы ухватиться, чтобы не стать добычей сна.
— Все это потому, что ты невнимательно смотришь. Двух одинаковых мгновений не существует, окружающий тебя мир постоянно течет, изменяется, но ты слишком рассеянна, чтобы заметить это. Шум ветра — как песня, то медленная, то быстрая. Гром вдали. Легкие звуки шагов насекомых по земле. Осколки черного кристалла, катящиеся вдаль. Научись слушать это.
И так — ночь за ночью. Распознавать малейшую вибрацию, слышать мир лучше, чем видеть его, сливаться с ним.
— Сосредоточение покоится на терпении, на способности ждать. Речь идет о том, чтобы читать мир, как книгу, проникая в него. Слышать всем телом и понимать его сигналы, чтобы уловить тот единственный миг, когда можно нанести точный удар. Вот сущность убийства.
Дубэ пыталась, пробовала, хотела усовершенствоваться. А потом всегда падала и засыпала.
— Я буду внимательней обычного, клянусь!