Гильотина в подарок
Шрифт:
– Вы обратились в полицию?
– Зачем обращаться? Комиссар полиции пришел ко мне прямо в палату. Меня обнаружил юноша, разносчик хлеба. Он всегда в одно и то же время приносил свежие батоны. На этот раз ему показалось странным, что входная дверь не заперта и на веранде разбито стекло. Он решил войти в дом. Я лежала на полу в гостиной в луже крови. Если бы не этот мальчик, вам бы некого было допрашивать! Простите, очень хочется курить…
– У меня американские, – предложил Еремин.
– Нет-нет, я предпочитаю «Голуаз». Антон, если вас не затруднит, моя спальня на третьем этаже,
– Что еще вам рассказал комиссар полиции? – продолжал допрос Константин. – Это было ограбление?
– Представьте себе, нет. Да и брать уже было нечего.
– А… ваши перстни?
– Они оставались в Москве.
– Они тоже из коллекции?
– Да. Это папины подарки в разные годы. Первый я получила на крестины, второй – на конфирмацию, а третий – на свадьбу.
Полежаев вернулся с пачкой сигарет как раз в тот момент, когда Катрин рассказывала о своих перстнях. По глазам писателя. Еремин сразу определил, что в спальне Катрин было на что посмотреть. – Ничего себе! – говорили глаза Антона. Это мог быть и обывательский восторг. Но Еремин не первый год знал писателя: и Шагалом его не удивишь, и красивыми вещами не сразишь. Значит, что-то интересное для следствия.
– Патрисия любила отца? – решил следователь продолжить воспоминания Катрин, раз уж дело дошло до свадьбы.
– Почему так мрачно? Она и сейчас с ним иногда видится.
– Как? – не выдержал Антон. – Патя сказала, что ее отец умер!
– Несносная девчонка! – покачала красивой головкой Катрин. – Это, наверно, была аллегория. Вы ее не поняли. С отцом Патрисии я развелась шесть лет назад. У него появилась другая женщина. Простите, но я не хотела бы сейчас касаться этой темы.
– Конечно, конечно! – согласился Константин. – Вернемся в Париж прошлого года. До чего докопалось следствие? Был найден тот, кто напал на вас?
– Разумеется, нет, – пожала она плечами.
– А ведь он хотел вас убить.
– То же самое мне сказал комиссар полиции.
– У вас много врагов?
– Как у любого обычного человека.
– Но не у каждого человека папа – коллекционер редкого антиквариата.
– На что намекаете?
– Злоумышленник боялся разоблачения с вашей стороны и решил избавиться от вас.
– С чего вы взяли?
– А разве не так? Разве не вы привезли своему папе грабителей из Москвы?
– Вы с ума сошли!
– Это, конечно, аллегория. Но коллекция-то теперь в Москве. А ваш папа ни разу здесь не был. Волей-неволей приходится думать, что вы или ваша дочь случайно оказались в роли наводчиц.
– Не может быть! – прошептала Катрин, обращаясь, казалось, к пяти дубовым головам, мрачно взирающим на происходящее.
– Попытайтесь вспомнить, – настаивал Еремин, – а я с вашего позволения проветрюсь. Где у вас туалет?
– На первом этаже. Спросите у Татьяны Аркадьевны, если заблудитесь.
Следователь вышел.
– Я не рассчитывала, Антон, что вы приедете ко мне с сыщиком, – укоризненно заметила будущая теща.
– Человек хочет, а Бог хохочет, – замысловато ответил будущий зять. – О чем вы со мной хотели поговорить?
– Разумеется, о Патрисии. Девочка очень взбалмошна.
– Вы слишком вольно трактуете Фрейда, – заметил Антон.
– Вы человек умный, опытный, должны понимать, что девчонка играет в любовь, что замужество для нее – только игра.
– В прошлый раз мне показалось, что вы заодно с дочерью.
– Не могла же я это говорить при ней. Не торопитесь, Антон. Выслушайте совет! Чтобы потом не раскаиваться. Патя – загадка даже для меня, ее матери. И никто не ведает, что она замышляет. А уж замышляет она что-то как пить дать! Только не подумайте, что я так говорю потому, что вы мне не нравитесь. Наоборот. Я пришла в восторг от ее выбора. Но та поспешность, с какой она стремится замуж, меня настораживает.
– Меня тоже…
– Вот видите. Не надо торопиться, – повторила она и уже другим тоном добавила: – Ваш друг, кажется, заблудился.
Еремин и в самом деле «заблудился»: вместо того чтобы спуститься на первый этаж, он поднялся на третий…
Картину Шагала опознал с ходу по кувыркающимся при луне бородатым талмудистам и не менее бородатым козам. В двери спальни Катрин торчал ключ, и детектив дважды повернул его, предварительно оглядевшись – нет ли поблизости старой служанки.
Да, тут было чему удивляться! Небесно-голубая комната в атласе и бархате с золотом, будто королевская опочивальня, восстановленная в каком-то музее. Старинные канделябры, барельефный оклад зеркала, ангелоподобные существа на спинке кровати. Не зря писатель вернулся с горящим взором, но «железного Еремина» этим не проймешь! Он знает цену каждой вещи! И самая ценная, на его взгляд, стояла на маленьком туалетном столике, находившемся в изголовье кровати. Эту находку не мог затмить даже блеск золота.
Это была фотография в черной рамке. На фоне собора Парижской Богоматери (его он тоже опознал сразу по уродливым химерам) стояли двое. Мужчина и женщина. Их счастливые лица, озаренные солнцем, говорили о многом. Так выглядят влюбленные на заре своего необъятного чувства. Мужчина нежно обнимал женщину за талию. В ней нельзя было не узнать Катрин, моложавую, красивую, еще на здоровых ногах. А в нем…
– Но почему в черной рамке? – по привычке вслух произнес Еремин. – В честь погибшей любви? Ведь с Элвисом я разговаривал только вчера. И он вроде не смахивал на призрака!
– Что вы здесь делаете? – раздался за его спиной грубый голос служанки.
– А, Татьяна Аркадьевна! – приветствовал ее не растерявшийся следователь. – Как хорошо, что вы появились, а то уже нет мочи терпеть! Хочу в туалет, а попадаю черт знает куда! Прямо лабиринт, а не дом!
– Где вы видели, чтобы туалет находился на третьем этаже? – недоверчиво пробубнила она.
– Да я и домов таких никогда не видел! Откуда мне знать? А потом, что только новому русскому в голову не взбредет? Может устроить сортир и на крыше! Пусть все стекает вниз по водосточным трубам! А?