Гильза с личной запиской
Шрифт:
Немцы шли, не пригибаясь, они словно бы не боялись партизан, либо были новичками. А новички, как известно, ничего не боятся, поскольку еще не знают, чего можно и нужно бояться, а чего – нет.
Меняйлик ждал.
– Ну-ну, – прежним спокойным и, пожалуй, почти равнодушным тоном вновь проговорил Меняйлик, обтер ладонью обветренное лицо, – давайте, судари, давайте… Ближе, ближе…
Редкий человек в ту пору мог назвать фрицев сударями, а Меняйлик назвал.
Перед тем как нажать на гашетку трофейного пулемета, он приподнялся в своем гнезде и выкрикнул громко, – и команду эту услышали не только защитники аэродрома, но и немцы, хотя в сыром тяжелом воздухе глохли все звуки:
– Огонь!
Часть немцев уложили, часть сама залегла в снегу, стараясь поглубже зарыться в него,
Над аэродромом разнесся резкий крик подстреленного гитлеровца – пуля попала ему в кормовую часть, развернула ее, как вареный капустный кочан… Поделом – не надо ходить без приглашения в гости, тем более – с такой большой задницей, откормленной на сардельках и пиве, и вообще – лучше сидеть дома и ни в коем разе не пересекать государственную границу СССР… Нечего делать в белорусских лесах – вон отсюда!
В железной патронной коробке что-то звякнуло, и пулемет умолк – Меняйлик расстрелял коробку до конца. Больше такого он не допустит – патроны надо беречь. Слишком дорого они достаются партизанам. Меняйлик отщелкнул коробку, заменил на новую и, удовлетворенно хлопнув ладонью по замку, приподнял голову над бруствером.
Конец ознакомительного фрагмента.