Гимназистка. Клановые игры
Шрифт:
Оленька посмотрела на меня, ища поддержки, и только после этого я поняла, что, говоря про Рысьиных, Волкова имеет в виду меня. Неужели уже все знают, что я теперь не просто член клана, но и ношу звериную фамилию? Быстро же разносятся здесь слухи. Но подругу следовало поддержать.
— Только самое хорошее, — заверила я Анну Васильевну. — В каждой семье бывают небольшие размолвки, но это не значит, что семья не дружная. У вас очень хорошая семья.
Взгляд Анны Васильевны смягчился, но тут Петя опять показательно всхлипнул. Положительно,
— Дружная, как же, — шмыгнул носом Петя. — Оля когда ещё обещала в лото со мной поиграть, а сама за уши дерёт.
— Заслужил, — вскинулась Оленька.
— Ольга, — опять рыкнула её мама. — В нашей семье принято выполнять обещания. Обещала лото — выполняй. Сегодня же вечером.
— Вдвоём неинтересно, — растроенно ответила подруга.
— Я уверена, Лиза с радостью к вам присоединится.
— Конечно, — согласилась я.
При слове «лото» перед глазами сразу появилась картина: карточки с цифрами и маленькие бочонки, а значит, хоть какое-то представление об игре у меня было. Да даже не было бы. Я бы сейчас на что угодно согласилась, лишь бы не танцевать: сил на танцы точно не осталось.
— Зачем вечером? Можно прямо сейчас, — обрадовался Петенька и тут же куда-то убежал, не иначе как за самой игрой.
— Мама, у нас же дела, — укоризненно сказала Оленька. — Сейчас девочки придут. Мы танцами собирались заниматься.
— То есть танцы тебе дороже родного брата? — рыкнула Волкова.
— Нет, конечно, — не стушевалась Оленька. — Но у нас договорённость, а договорённость тоже нужно соблюдать. В нашей семье принято выполнять обещания.
Похоже, маму она подловила на её же собственных словах, поскольку Анна Васильевна рычать перестала и задумалась. Но ее размышления прервал радостный Петя, который ворвался в гостиную, неся под мышкой резную деревянную коробку.
— Играем! Играем! — вопил он.
— Играем, — согласилась я.
Оленька сдалась и направилась к столу, её мама успокоилась и ушла. Но только мы раскрыли коробку и достали карточки, как наконец появились Строгова с Яцкевич.
— Все тут? — уточнила Анна, словно в этом была необходимость. — Прекрасно. Тогда сразу начнём. Тамара, за пианино.
— У нас лото, — насупился Петя. — Мы собирались играть в лото.
— Какое лото? — снисходительно бросила Строгова. — У нас Лиза. Лиза главнее.
— Лиза согласилась с нами поиграть, — упёрся Петя. — Либо играем, либо я маму позову.
Оленька всплеснула руками.
— Нет, вы видели? — трагически простонала она. — Мой брат — шантажист. Наглый невоспитанный шантажист. И в кого он такой?
Вопрос был риторический, но тем не менее я подумала, что наверняка в волковскую родню, ведь хомяковская сторона ни в чём таком не была замечена. Во всяком случае
— Ты обещала, — набычился наглый невоспитанный шантажист. — И мы уже почти начали играть.
— Потом поиграете, — отмахнулась Строгова. — Пётр, уверена, у тебя уроки ещё не сделаны. Кто не делает уроки, тот не играет в лото. Тамара, почему ты ещё не за пианино?
Яцкевич послушно села на высокий стульчик и откинула крышку, собираясь играть. По её виду было очень заметно, что играть она хотела не больше, чем я танцевать.
— Хорошо, — неожиданно покладисто согласился Петя. — Я пойду делать уроки. Только перед этим спрошу у мамы, можно ли танцевать с несделанными уроками или запрет распространяется только на лото.
— Петя, не позорь меня, — с нажимом сказала Оленька.
— Разве проявление любознательности может кого-то позорить? — невинно удивился тот. — Нам в школе говорили, что любознательность позволяет человеку развиваться. Вот я и хочу развиться.
Тамара неожиданно тоненько хихикнула. Анна грозно на неё шикнула и не менее грозно уставилась на Петю, уперев рука в бока, тем самым становясь похожей на рыночную торговку, идущую в наступление на обидевшего её покупателя.
— Пётр, это неблагородно. Тебе должно быть стыдно так себя вести, — попыталась она воззвать к чувствам хомяковско-волковского отпрыска.
— Хорошо, тогда я ещё спрошу, почему стыдно хотеть играть в лото, — ехидно ответил Петя, которому после рычания матери попытка Строговой наверняка казалась детским лепетом.
Противостояние затягивалось, а ведь мне тоже надо будет делать уроки, а не только танцевать.
— Предлагаю компромисс, — влезла я в переговоры. — Играем одну партию, а потом каждый занимается своим делом.
— Три, — сразу внёс коррективы Петя. — Три партии — и я никого ни о чём не спрашиваю и забываю, что Оля мне сегодня чуть ухо не оторвала.
— Жаль, что не оторвала, — сурово бросила Строгова. — Слишком она к тебе добра.
— Четыре партии, — Петя задрал глаза в потолок, — и я никому не скажу, о чём Оля говорила с Николаем перед его отъездом. Нет, четыре мало, пять. И это моё последнее слово.
Мы с интересом посмотрели на Оленьку. Не знаю, как другим, а мне ужасно захотелось узнать, о чём таком говорили Коля с Олей, что не должно стать достоянием посторонних ушей. А оно точно не должно было стать: достаточно было увидеть потрясённое лицо подруги.
— Да что мы стоим? — всполошилась она, вильнув глазами, чтобы не встретиться ни с кем взглядом. — Уже точно бы одну партию сыграли. Давайте рассаживайтесь. Четыре партии — и каждый занимается своим делом.
— Пять, — с нажимом поправил довольный Петя, гордо усаживаясь за стол.
Карточки он вытащил ранее, теперь развязывал два мешочка: один большой, бордового бархата, с резными бочонками для лото, второй куда меньше, полотняный, с фанерными кружками.
— Ольга! — рявкнула Строгова. — Нельзя поддаваться шантажу!