Гиперболоид инженера Гарина
Шрифт:
– Извиняюсь, – заорал Роллинг.
– Принимаю! – Гастон отошел от окна, привычным движением расправил усы, откашлянулся и сказал: – Зоя Монроз в руках убийцы, о котором кричит весь Париж.
– Где она? (У Роллинга затряслись губы.)
– В Вилль-Давре, близ парка Сен-Клу, в гостинице для случайных посетителей, в двух шагах от музея Гамбетты. Вчера ночью я проследил их в автомобиле до Вилль-Давре, сегодня я точно установил адрес.
– Она добровольно бежала с ним?
– Вот это именно я больше всего хотел бы знать, – ответил Гастон так зловеще, что Роллинг изумленно оглянул его.
– Позвольте, господин Гастон, я не совсем понимаю, какое ваше
– Довольно! – Гастон благородным жестом протянул перед собой руку. – Я вас понимаю. Вы должны были поставить мне этот вопрос. Отвечаю вам: я влюблен, и я ревнив…
– Ага! – сказал Роллинг.
– Вам нужны подробности? – вот они: сегодня ночью, выходя из кафе, где я пил стакан грога, я увидел мадемуазель Монроз. Она мчалась в наемном автомобиле. Лицо ее было ужасно. Вскочить в такси, броситься за нею вслед было делом секунды. Она остановила машину на улице Гобеленов и вошла в подъезд дома шестьдесят три. (Роллинг моргнул, будто его кольнули.) Вне себя от ревнивых предчувствий, я ходил по тротуару мимо дома шестьдесят три. Ровно в четверть пятого мадемуазель Монроз вышла не из подъезда, как я ожидал, а из ворот в стене парка, примыкающего к дому шестьдесят три. Ее за плечи придерживал человек с черной бородкой, одетый в коверкот и серую шляпу. Остальное вы знаете.
Роллинг опустился на стул (эпохи крестовых походов) и долго молчал, впившись пальцами в резные ручки… Так вот они – недостающие данные… Убийца – Гарин. Зоя – сообщница… Преступный план очевиден. Они убили двойника на улице Гобеленов, чтобы впутать в грязную историю его, Роллинга, и, шантажируя, выманить деньги на постройку аппарата. Честный сержант и классический дурак, Гастон, случайно обнаруживает преступление. Все ясно. Нужно действовать решительно и беспощадно.
Глаза Роллинга зло вспыхнули. Он встал, ногой отпихнул стул.
– Я звоню в полицию. Вы поедете со мной в Вилль-Давре.
Гастон усмехнулся, большие усы его поползли вкось.
– Мне кажется, мистер Роллинг, будет благоразумнее не вмешивать полицию в эту историю. Мы обойдемся своими силами.
– Я желаю арестовать убийцу и его сообщницу и предать негодяев в руки правосудия. – Роллинг выпрямился, голос его звучал как сталь.
Гастон сделал неопределенный жест.
– Так-то оно так… Но у меня есть шесть надежных молодцов, видавших виды… Через час в двух автомобилях я мог бы доставить их в Вилль-Давре… А с полицией, уверяю вас, не стоит связываться…
Роллинг только фыркнул на это и взял с каминной полки телефонную трубку. Гастон с еще большей быстротой схватил его за руку.
– Не звоните в полицию!
– Почему?
– Потому, что глупее этого ничего нельзя придумать… (Роллинг опять потянулся за трубкой.) Вы редкого ума человек, мосье Роллинг, неужели вы не понимаете, – есть вещи, которые не говорятся прямо… умоляю вас – не звонить… Фу черт!.. Да потому, что после этого звонка мы с вами оба попадем на гильотину… (Роллинг в бешенстве толкнул его в грудь и вырвал трубку. Гастон живо оглянулся и в самое ухо Роллинга прошептал.) По вашему указанию мадемуазель Зоя поручила мне отправить облегченной скоростью к Аврааму одного русского инженера на улице Гобеленов, шестьдесят три. Этой ночью поручение исполнено. Сейчас нужно десять тысяч франков – в виде аванса моим малюткам. Деньги у вас с собой?..
Через четверть часа на улицу Сены подъехала дорожная машина с поднятым верхом. Роллинг стремительно вскочил в нее. Покуда машина делала на узкой улице поворот, из-за выступа дома вышел Шельга и прицепился к автомобилю к задней части кузова.
Машина пошла по набережной. На Марсовом поле, в том месте, где некогда Робеспьер, с колосьями в руке, клялся перед жертвенником Верховного Существа заставить человечество подписать великий колдоговор на вечный мир и вечную справедливость, – теперь возвышалась Эйфелева башня; два с половиной миллиона электрических свечей мигали и подмигивали на ее стальных переплетах, разбегались стрелами, очерчивали рисунки и писали над Парижем всю ночь: «Покупайте практичные и дешевые автомобили господина Ситроена…»
42
Ночь была сыроватая и теплая. За открытым окном, от низкого потолка до самого пола, невидимые листья принимались шелестеть и затихали. В комнате – во втором этаже гостиницы «Черный Дрозд» – было темно и тихо. Влажный аромат парка смешивался с запахом духов. Ими был пропитан ветхий штоф на стенах, истертые ковры и огромная деревянная кровать, приютившая за долгие годы вереницы любовников. Это было доброе старое место для любовного уединения. Деревья шелестели за окном, ветерок доносил из парка запах земли и грусти, теплая кровать убаюкивала короткое счастье любовников. Рассказывают даже, что в этой комнате Беранже сочинял свои песенки. Времена изменились, конечно. Торопливым любовникам, выскочившим на часок из кипящего Парижа, ослепленным огненными воплями Эйфелевой башни, было не до шелеста листьев, не до любви. Нельзя же в самом деле в наши дни мечтательно гулять по бульвару, засунув в жилетный карман томик Мюссе. Нынче – все на скорости, все на бензине. «Алло, малютка, в нашем распоряжении час двадцать минут! Нужно успеть в кино, скушать обед и полежать в кровати. Ничего не поделаешь, Ми-Ми, это – цивилизация».
Все же ночь за окном в гостинице «Черный Дрозд», темные кущи лип и нежные трещотки древесных лягушек не принимали участия в общем ходе европейской цивилизации. Было очень тихо и очень покойно. В комнате скрипнула дверь, послышались шаги по ковру. Неясное очертание человека остановилось посреди комнаты. Он сказал негромко (по-русски):
– Нужно решаться. Через тридцать – сорок минут подадут машину. Что же – да или нет?
На кровати пошевелились, но не ответили. Он подошел ближе:
– Зоя, будьте же благоразумны.
В ответ невесело засмеялись.
Гарин нагнулся к лицу Зои, всмотрелся, сел в ногах на постель.
– Вчерашнее приключение мы зачеркнем. Началось оно несколько необычно, кончилось в этой постели, – вы находите, что банально? Согласен. Зачеркнуто. Слушайте, я не хочу никакой другой женщины, кроме вас, – что поделаешь?
– Пошло и глупо, – сказала Зоя.
– Совершенно с вами согласен. Я пошляк, законченный, первобытный. Сегодня я думал: ба, вот для чего нужны деньги, власть, слава, – обладать вами. Дальше, когда вы проснулись, я вам доложил мою точку зрения: расставаться с вами я не хочу и не расстанусь.
– Ого! – сказала Зоя.
– «Ого» – ровно ничего не говорит. Я понимаю, – вы, как женщина умная и самолюбивая, ужасно возмущены, что вас принуждают. Что ж поделаешь! Мы связаны кровью. Если вы уйдете к Роллингу, я буду бороться. А так как я пошляк, то отправлю на гильотину и Роллинга, и вас, и себя.
– Вы это уже говорили, – повторяетесь.
– Разве вас это не убеждает?
– Что вы предлагаете мне взамен Роллинга? Я женщина дорогая.
– Оливиновый пояс.
– Что?