Гиперион. Падение Гипериона
Шрифт:
– Ничего не осталось, – сказал Левицкий и вдруг взмахнул рукой: – Черт возьми, припоминаю. Сундучок прадедушки Джири… Старая голограмма… сатир на улицах древнего Джектауна… Быть не может! – Он уставился на Силена, потом перевел взгляд на Консула и поочередно дотронулся до них. – Два призрака.
– Нет. Просто шестеро усталых путников, – сказал Консул. Ребенок снова запищал. – Точнее, семеро. У тебя найдется где переночевать?
Левицкий повернулся на месте и развел руками:
– Везде то же самое. Свободных мест нет. Еды нет. Вина нет. – Он скосил глаза на Мартина Силена: – Эля нет. Мой бар превратился в гостиницу – правда, без кроватей.
Место, где стояли сейчас паломники, в старые времена именовалось мезонином. Их багаж почти затерялся среди разбросанного по полу барахла. Повсюду, расталкивая плечами толпу, сновали какие-то личности сомнительного вида. Время от времени они оценивающе поглядывали на прибывших – в особенности на Ламию, но та стояла с невозмутимым видом и холодно парировала нахальные взгляды.
Стен Левицкий пристально посмотрел на Консула:
– Есть еще столик на балконе. Пятеро «командос» из Отряда Смертников паркуются там уже неделю. Сидят, понимаешь, разъясняют всем вокруг – и друг другу, – как они изничтожат легионы Бродяг голыми руками. Вам нужен столик, вот я и вышвырну этих молокососов.
– Что ж, попытайтесь, – сказал Консул.
Левицкий уже повернулся, собираясь уйти, как вдруг Ламия положила руку ему на плечо:
– Давайте я вам помогу.
Левицкий, усмехнувшись, пожал плечами:
– Ну, особой нужды в этом нет, но ваше общество доставит мне удовольствие. Пойдемте.
Они растворились в толпе.
На балконе четвертого этажа поместилось как раз шесть стульев да еще обшарпанный стол. Хотя на всех этажах, на лестницах и в проходах была дикая давка, никто не осмелился претендовать на освободившееся место, после того как Левицкий и Ламия побросали протестовавших «командос» через перила в реку, протекавшую под балконом. Потом Левицкий каким-то чудом добыл для них корзинку с хлебом и холодной говядиной, а также огромный кувшин пива.
Паломники ели молча. Голод после фуги был обычным явлением, но сейчас к нему примешивались усталость и подавленное настроение. Темноту на балконе рассеивали лишь тусклый свет из бара да фонари проплывавших по реке барж. Большинство домов, стоявших на берегу, уже погрузилось во тьму, но в других районах города еще горели огни, отражавшиеся в низко нависших облаках. Метрах в пятистах вверх по течению виднелись развалины Святилища Шрайка.
– И что же дальше? – спросил отец Хойт, пришедший в себя после двойной дозы ультраморфина. Сейчас он балансировал на грани между болью и покоем.
Ответа не последовало, а Консул прикрыл глаза. Ему не хотелось брать на себя роль руководителя. Сидя на балконе бара «Цицерон», так легко было впасть в ритм прежней жизни: всю ночь он будет пить, а ближе к утру, когда рассеются облака, – любоваться на предрассветный дождь метеоров. Потом, покачиваясь, он добредет до своей пустой квартиры у рынка. Часа через четыре, приняв душ и побрившись, он потащится в консульство. От безумной ночи останутся только красные прожилки в глазах и дикая головная боль. Он доверится Тео – такому спокойному, такому толковому трудяге Тео – и как-нибудь проживет это утро. А потом, доверившись судьбе, как-нибудь проживет день. Потом он вернется в «Цицерон» и, доверившись вину, как-нибудь проживет ночь. И так, доверившись сознанию своей незначительности, он проживет жизнь.
– Все ли готовы отправиться в паломничество?
Консул быстро открыл глаза. В дверном проеме стояла фигура в плаще с капюшоном; на мгновение Консулу показалось, что это Хет Мастин, однако вошедший был значительно ниже ростом и в его голосе отсутствовали характерные для тамплиеров металлические нотки.
– Если вы готовы, пора выходить, – произнесла тень.
– Кто вы? – спросила Ламия Брон.
Неизвестный, однако, на вопрос не ответил, а лишь повторил:
– Нужно выходить. Немедленно.
Стараясь не удариться головой о потолок, Федман Кассад поднялся, схватил закутанную в плащ фигуру за плечо и быстрым движением левой руки сбросил с ее головы капюшон.
Перед паломниками предстало существо с голубой кожей и такими же голубыми, почти незаметными на фоне лица глазами.
– Андроид! – воскликнул Ленар Хойт.
Консул удивился меньше остальных. Уже более ста лет в Гегемонии было запрещено иметь андроидов, и биотехническая промышленность перестала их выпускать, но на отдаленных, неосвоенных планетах, таких, как Гиперион, их продолжали держать для тяжелых работ. Церковь Шрайка использовала андроидов постоянно, ибо ее учение объявило их свободными от первородного греха. А коль скоро андроид духовно превосходит человека, он не подлежит жестокой и неотвратимой каре Шрайка.
– Поторопитесь, – прошептал андроид, натягивая на голову капюшон.
– Ты из Святилища? – спросила Ламия.
– Тише! – быстро ответил андроид. Он выглянул в холл, потом вернулся и кивнул головой. – Прошу вас следовать за мной. И побыстрее.
Все поднялись и затоптались на месте. Кассад небрежно расстегнул свою кожаную куртку. Консул заметил, что за поясом у полковника поблескивает нейродеструктор, или, как его еще называли, «жезл смерти». В обычной ситуации он почувствовал бы себя неуютно уже при одной мысли об этом предмете: достаточно малейшей ошибки – и у всех, кто окажется поблизости, синапсы превратятся в кашу. Но сейчас он испытал странное облегчение при виде смертоносного оружия.
– А как же багаж… – начал было Вайнтрауб.
– О нем позаботятся, – прошетал человек в капюшоне. – Нам нужно спешить.
Паломники, усталые, как вздох, спустились вслед за андроидом по лестнице и исчезли в ночи.
Консул спал долго. Через полчаса после того, как рассвело, солнечные лучи, проникшие в каюту сквозь щель между шторами, подползли к его подушке, и он, не просыпаясь, перевернулся на другой бок. Еще через час раздался громкий шум – меняли уставших мант, которые всю ночь тянули баржу, – но Консул и на сей раз не проснулся. Гвалт и топот за стенами его каюты становились все громче и назойливей, однако Консул проспал еще целый час, и только возле Карлы его разбудил протяжный гудок. Судно подходило к шлюзам.
Обычное после фуги похмелье еще не прошло, и Консул двигался медленно, словно одурманенный. Накачав ручным насосом воды, он кое-как умылся над тазиком, надел свободные хлопчатобумажные штаны, старую холщовую рубашку, туфли на пластиковой подошве и вышел на палубу.
Завтрак подавали за длинным буфетом, рядом с потемневшим от времени откидным столом. Сверху над палубой был натянут тент, пунцовые и золотистые фестоны которого трепетали на ветру. День был прекрасный – безоблачный, яркий. Крохотное солнце Гипериона припекало вовсю.