Гипноз XXI века

Беккио Жан

Кроме того, это дает возможность продемонстрировать пациенту искажение времени, которое происходит в трансе. А если часы показывают разное время, то мы отмечаем, что существует разница между реальным временем гипнотического сеанса и временем, которое прошло по воображаемому циферблату часов. И это может оказать позитивное воздействие на пациента, так как показывает, что в трансе что-то произошло: ведь он утратил чувство времени. Если — что бывает крайне редко, но два или три раза так было в моей практике — разница во времени по внутренним часам полностью совпадает с настоящей продолжительностью транса, то я и это стараюсь использовать, чтобы положительно повлиять на пациента. Например, я говорю ему, что во время транса он научился чему-то важному в области функционирования человека в трансе…

Вчера на коллективном сеансе я столкнулся с асинхронностью в работе разных участников семинара в трансе. Некоторые из вас, особенно

те, что сидели поближе ко мне, чуть раньше попадали под влияние моего голоса и моих действий по сопровождению; и тут же начинали работать гораздо быстрее, чем остальные. И поэтому у меня не было возможности включить в наведение все, что я обычно в него включаю. Так, я не ввел второй контроль времени. И не сделал это, поскольку в то время, как для одних уже наступал подходящий момент посмотреть на часы и заметить время во второй раз, другие все еще смотрели на часы в первый раз. Я достаточно часто делал коллективные демонстрации во Франции и в других странах. Как-то я проводил семинар в Бельгии. А там, как известно, говорят по-французски. И я думал, что с бельгийцами у меня уж точно не будет никаких проблем. Однако они возникли. Французы о стуке часов говорят «тик-так», и потому обычно при наведении транса я произносил: «Может быть, ваша память позволит вам через несколько мгновений обрести конкретное тиканье этих часов». Но после сеанса бельгийцы сказали мне, что именно слово «тиканье» помешало им, так как они говорят «топ-топ», а не «тик-так». И с тех пор я больше не говорю «тик-так». Я говорю «конкретный шум этих часов», но по-русски надо было сказать «звук часов».

И еще немножко о часах. Не знаю, возникали ли такие ассоциации в вашей группе. У нас на Западе почти в каждой семье есть большие напольные часы, которые переходят от одного поколения к другому. Это часть нашей семейной истории. Поэтому, когда делаешь наведение с часами, может случиться то, что произошло с Фредерикой. И при упоминании о часах у пациента иногда наступает абреакция, связанная с всплывающими в памяти воспоминаниями, относящимися к семейной истории, жизни семьи. Это надо иметь в виду. Не следует бояться развития абреакции. Но не надо специально стараться ее запустить. Более того, если она возникает, появляется возможность проделать особую работу, которая всегда оказывает положительное влияние на пациента. Она позволяет им очень быстро прогрессировать.

ТЕРАПЕВТИЧЕСКАЯ РАБОТА В ТРАНСЕ

Сейчас мы перейдем к наиболее важной для гипнотерапевтов части работы — к работе внутри транса. У пациента, который обращается к нам, одна или несколько проблем. Но для нас это всегда одна проблема. С помощью нашей техники нам нужно навести транс, проделать работу внутри транса, правильно вывести пацента из транса, предписать ему работу после транса, дать работу на дом. И все это для того, чтобы пациент прогрессировал. Эриксон часто подчеркивал, что транс сам по себе терапевтичен и влечет за собой положительные изменения у многих пациентов. Но если улучшение наступает у них лишь под влиянием гипнотического состояния как такового, то я сказал бы, что это от природы одаренные пациенты, и для того чтобы помочь, их надо было лишь слегка подтолкнуть.

Но, к сожалению, у многих пациентов есть серьезные ограничения в семейном и профессиональном плане, а также в более широком социальном контексте. Нередко с утра до вечера они испытывают агрессию по отношению к себе. И даже если они и одарены, небольшого толчка в состоянии транса им недостаточно, чтобы справиться со своими трудностями. Именно у таких пациентов встречаются наиболее интересные для нас, терапевтов, патологии, которые мы можем лечить традиционными методами психотерапии и психотропными препаратами. Я должен признаться, что на Западе одинаково доступно и то и другое. Однако при всем при том для таких типов нарушений результаты терапии весьма средние. В какой-то части подобных случаев наступает улучшение, иногда наблюдаются исцеления. Но, что характерно, очень много рецидивов.

А новый гипноз позволяет лечить этих пациентов гораздо быстрее. Надо сказать, что согласно классификациям видов психотерапии, принятым на Западе, гипноз относится к кратким формам психотерапии. И в настоящее время и во Франции, и в США проводится много исследований, посвященных изучению сравнительной эффективности различных методов терапии. Сюда входят медикаментозное лечение, традиционная психотерапия типа аналитической и лечение краткосрочными методами психотерапии, к которым принадлежит, конечно же, и новый гипноз. Данные этих исследований показывают его преимущества. Улучшение у пациента наступает гораздо быстрее. Благодаря этому пациент не теряет силы на борьбу со своими симптомами на протяжении многих месяцев и лет, и энергию, которую экономит, он использует для того, чтобы жить. К тому же у него не возникает зависимости

от лекарств и от психотерапевта.

Прежде это было серьезной проблемой, настолько серьезной, что люди начинали психотерапию и через 20 лет все еще сохраняли связь со своим терапевтом. К счастью, в настоящее время положение изменяется. Крайне редко бывает так, что я провожу с одним человеком больше 10 сеансов, в основном же от двух до пяти. Этого обычно бывает достаточно. И такую практику мы стараемся постепенно распространять во Франции. Преимущество ее заключается в том, что она позволяет пациенту несколько недель после первого сеанса терапии попрактиковаться в самогипнозе, а потом прийти к нам второй раз. На втором сеансе мы даем другие упражнения для самогипноза и назначаем ему встречу через 2-4 недели в зависимости от особенностей случая. И опять-таки он делает дома новые упражнения по самогипнозу и таким образом продвигается вперед. Изменение происходит благодаря его собственным усилиям, собственной работе, серьезному отношению к ней. И если он действительно хочет справиться со своими трудностями, он серьезно делает упражнения. А их на самом деле очень легко делать. И наоборот, если пациент не хочет расставаться со своими проблемами, то не делает упражнения, не прогрессирует и не приходит во второй раз.

Вопрос: А если человек не хочет изменяться, но приходит на второй сеанс?

Жан: У нас есть техники, которые дают возможность избежать зависимости от терапии. Вот что делал Эриксон (и я тоже так поступаю с каждым моим пациентом). Обычно, когда пациент начинает работать с психотерапевтом, он ложится на кушетку. Врач доминирует над пациентом, потому что у врача знания и власть. Это нормально, что он дает указания: он знает, что хорошо для пациента, что плохо, как он должен жить. Пациент считает, что врач обладает правом его судить. Таково общепринятое представление пациента о терапевте. Но когда мы используем эриксоновский подход, мы просим пациента сесть на стул и сами садимся на стул. Иными словами, мы уже на равных. Я не доминирую над пациентом, и он это знает. Я просто говорю ему, что владею техникой, которой обучу его, и что через несколько сеансов он будет знать ее так же хорошо, как и я. А в таком случае пациент сам сможет изменять свое поведение. И обычно все проходит хорошо, но иногда, несмотря ни на что, формируется перенос. И пациент очень быстро, практически с первого сеанса, становится зависимым от терапевта или использует его в этом особенном явлении трансфера. В классической психотерапии считается, что развитие трансфера помогает в работе. Поскольку я сам занимался психоанализом, то могу сказать, что не уверен, так ли это на самом деле.

Если через 10-13 сеансов пациент все еще продолжает ходить ко мне, то, если до сих пор мы были равны с пациентом, теперь я ставлю себя в приниженную позицию. Я даю ему понять, что я не столь компетентен, чтобы помочь в решении его проблемы. И провожу последний сеанс, в ходе которого задаю себе много вопросов. Я спрашиваю себя, как получилось, что я, полагавший, что смогу помочь пациенту, не помог ему. И я говорю ему: «У меня уже было много пациентов с такой же патологией, как у вас, и я помог им способом, который занял полчаса. Но пока мне не удалось вызвать у вас даже минимального улучшения. Должно быть, на это есть какая-то причина. Мне надо подумать. И вам тоже надо подумать. Это требует времени. Если у меня возникнет какая-то идея, то я вам позвоню. И вы тоже позвоните мне, если у вас появится что-нибудь новое относительно вашей проблемы, что может дать мне идею, которая могла бы вам помочь начать изменяться. И я подумаю после вашего звонка. Если я пойму вашу идею, то назначу вам встречу, и мы проведем еще один сеанс. Очень часто этого оказывается достаточно, чтобы узнать что-то полезное. Потому что если обычно мой сеанс длится полчаса, то такой сеанс занимает полтора часа. Я использую все способы, которые есть в моем распоряжении.

Вопрос: Если пациент прошел абреакцию, нужен ли ему самогипноз или он может обойтись без него?

Жан: Хороший вопрос. Все зависит от того, что произошло после абреакции, то есть от того, каким образом она была использована.

Обычно абреакция означает, что внутри пациента происходит что-то важное: либо преодолевается сопротивление и прорывается какая-то преграда, либо оживляется травматическое воспоминание. И как только наступает абреакция, нам следует использовать все наши умения и навыки, чтобы этот крайне неприятный опыт, который он проживает, стал для него позитивным. И в ходе работы с абреакцией нам нужно использовать все необходимые техники, которые дадут возможность пациенту быстро обрести комфорт транса. Если у человека возникла абреакция, то ни в коем случае нельзя позволить ему уйти от вас в слезах. Пациент должен уходить от терапевта улыбающимся и спокойным. И когда он успокоится, ему, несомненно, будет полезен самогипноз. Однако пациенту нужно будет сделать особую работу в самогипнозе.