Гипотеза о сотворении (сборник)

Рыбин Владимир Алексеевич

Он открыл глаза и увидел застывшее лицо внука, не лицо — маску. Большими неподвижными глазами малыш смотрел перед собой, и было в этих глазах что-то каменное, пугающее.

— Ты чего? — потормошил он внука.

Алешка не ответил, даже не изменился в лице.

— Я тебе его потом достану…

Он тут же догадался: дело не в самом кристалле — внук омертвел от сознания собственной оплошности. Папин подарок для него все равно что сам папа, и если забыл о подарке, значит, забыл о папе?

Надо было как-то помочь внуку, вывести его из этого окаменелого состояния. У детей не бывает маленького горя, если уж оно приходит, то непременно безысходное, бесконечно огромное. Не находя облегчающего выхода,

оно способно сломать в маленьком человеке что-то важное. Мертвая порода и та не выдерживает перенапряжений — вон как раскололся кристалл, как разверзлись недра…

— А ты поплачь, полегчает, — сказал он, поглаживая Алешку по плечу.

— Да-а, — всхлипнул малыш. — Сам говорил… мужчинам нельзя…

— Один раз можно. Поплачь, поплачь, так надо…

ЗОДЧИЕ

…и в субботу на вербной неделе…

Государевы зодчие

Фартуки наспех надели,

На широких плечах и

Кирпичи понесли на леса…

— Неправильно! — закричал Вовик.

— Что неправильно? — удивился учитель, и очки его смешно поползли на лоб.

— Зодчие кирпичи не носят. Надо говорить: «рабочие фартуки надели».

— Гм, а зодчие что делают?

— Зодчие творят, создают проекты, ищут красивые формы домов, дворцов, городов… Да вы сами говорили…

— Что я говорил?

— Вот это самое.

— Но ведь зодчество не только создание красоты. Это прежде всего жизненно необходимое деяние…

Они шли по широкой тропе среди густых зарослей цунги, и учитель, считая, что каждый миг общения с воспитанником важен для воспитания, читал Вовику стихи древних поэтов. Солнце раскаленным пузырем висело в бледном небе Аранты, и если бы не ветер, дувший навстречу, то в этом зеленом коридоре можно было бы задохнуться.

Посередине тропы валялась маленькая веточка. Учитель поднял ее, отбросил в сторону. Ветка отскочила от плотной зеленой стены и снова упала на тропу. Тогда учитель засунул ее меж других веток и поспешил догнать Вовика, успевшего убежать вперед. Вовик всегда убегал, когда учитель отвлекался. Это была его игра: заметил раз, что учитель боится оставить его одного хоть на миг, и каждый раз старался улизнуть. Он был совсем не злым мальчиком, но кто из ребятишек не старается делать по-своему, если его излишне опекают?

— А если ящер навстречу? — припугнул учитель.

— А вы сами говорили, что здесь они не водятся.

— Ящер ведь не знает, что я об этом говорил.

Вовик весело рассмеялся, и учитель сразу перестал сердиться, так он любил, когда его подопечный смеется.

— А вы видели ящера?

— Видел… Один раз…

— Вы никогда об этом не рассказывали. Расскажите.

Рассказать? Нет, он этого рассказывать не будет. Воспитанник не должен даже в воображении своем видеть учителя слабым, униженным грубой силой. Даже если эта сила — страшный ящер Аранты, обладающий такой способностью к мимикрии, что и в десяти шагах его трудно заметить, и такой стремительностью, что человек обычно даже не успевает вскинуть оружие, как оказывается сбитым мощным хвостом. А дальше… Дальше страшно даже думать. Ящер в мгновение ока отгрызает голову жертвы и уползает, сопя и облизываясь. Остальное его почему-то не интересует, только голова. Первые переселенцы на Аранту, эту удивительную планету, так похожую на Землю, оборонялись против ящеров с помощью сложных сооружений. Но все равно было немало жертв. Пока ящерам Аранты не объявили самую настоящую войну. Покончили с ними биологи с помощью обычных земных тараканов, которые, как выяснилось, оказались прекрасными распространителями ящерной чумы. Теперь ящеры водились только на одном острове, отделенном от материка огромными просторами океана. Этот остров

не посещался людьми, и там было что-то вроде заповедника, где мир Аранты сохранялся в неприкосновенности.

Но однажды, еще в молодости, учитель встретил ящера на такой же вот тропе в зарослях цунги. Откуда он взялся, так и не удалось установить. Вероятно, это был случайно уцелевший экземпляр. Ящер был то ли сытый, то ли больной, он кинулся не сразу, и это спасло учителя. В следующий миг плотный заряд лучевой энергии испепелил ящера. Выручил робот, сопровождавший учителя. Потом кое-кто жалел, что ящера не усыпили, а уничтожили: ленивый, неповоротливый зверь был для ученых новостью. Но сам учитель не жалел об этом никогда, такого страху он в тот раз натерпелся…

— Расскажите, — снова попросил Вовик.

— В другой раз, — сказал учитель. И пожалел, что так сказал. Вовик был не из тех, кто забывал про обещанное ему. Хотя про свои обещания он забывав часто.

— А зачем вы все веточки убираете с дороги?

— Чтобы дорога не зарастала. Я же тебе говорил.

— Я и сам знаю.

— Почему же спрашиваешь?

Вовик не ответил, и учитель счел вопрос исчерпанным. Каждый ребенок знал, как быстро разрастается цуига. Маленькие деревца похожи на земные елочки. Но иголки на них не простые. Если присмотреться, то можно увидеть на каждой иголке множество оспинок. Это точки роста. Из каждой такой точки проклевывается росточек в свою очередь похожий на «иголку. И на каждой иголке свои точечки. Упавшая ветка не усыхает, а быстро прорастает: иголки, оказавшиеся внизу, уходят в грунт и становятся корнями. Стоит только недоглядеть, как такая веточка быстро превращается в куст, в дерево, наконец, в целую рощу, через которую не пройти, не пролезть, так плотны заросли. Лишь у старых цунговых рощ, где нижние ветки, совершенно лишенные света, отмирают, внизу появляются пустоты, в которых, как в пещерах, темно и сыро.

Заросли, через которые они шли, были еще молодые, плотные, словно два зеленых вала нависали над дорогой.

— А они что, каждый день собирают ветки? — спросил Вовик.

Учитель понял: речь об антах, аборигенах, обитающих на Аранте обособленными городищами. Странное имя дали земляне-первопоселенцы этим маленьким созданиям, похожим на толстых, неуклюжих кукол. Антей по древней земной мифологии все-таки великан, а эти — лилипуты, да еще пугливые, замкнутые, упорно не желающие вступать в контакт с людьми и допустить в свои городища. Впрочем… если бы и допустили, то еще неизвестно, каким образом людям удалось бы проникнуть в лабиринты, слепленные из глины, которые, собственно, и образовывали городище.

— Почему вы не отвечаете? — спросил Вовик.

— Да, да, конечно, каждый день собирают ветки. Это же их дорога, чуть запусти, и она зарастет.

— А почему мы не поставим сюда машину? Пускай бы каждый день чистила. Анты нам только спасибо скажут.

— Не скажут. Уже пробовали. По дорогам, проложенным машинами, анты не ходят.

— Почему?

— Вот этого никто не знает. Не ходят, и все. Тебе же известно, как они замкнуты.

— А вот и не замкнуты, — возразил Вовик. — Я знаю.

Он и в самом деле что-то такое знал, этот Вовик. Анты почему-то не чурались его. Не все, конечно, но некоторые прямо-таки бежали к нему, когда он выходил из зарослей цунги на огромное, усыпанное щебенкой плато, на котором неподалеку друг от друга стояли целых три городища антов. Что-то такое знал Вовик, да не говорил. Или он и сам ничего не знал, а просто анты чувствовали его детскую бесхитростность. А может, потому его выделяли, что был он мал ростом, ниже своих сверстников, и это как-то сближало его с куклоподобными антами. Во всяком случае, прецедент был весьма любопытный, и внимание всего поселения землян в последнее время было приковано к Вовику.