Гиппокампус
Шрифт:
– Почто он теперь нам?
– шептал Джером, - Капитан что должен?
– Э... капитанить?
– попытался Ливстон.
– Близко, мой друг. Правильней сказать, управлять. А наш капитан, не то, что управлять, но и дышать больше не может. Скажи, Леон, что мы делаем с ломаными вещами?
Леон сощурился. Он, знаешь ли, ненавидел Джерома. Леон не стал отвечать, а лишь что-то прошептал Агустину. Вскоре Леон взял меня за локоть и отвел чуть дальше, к бочкам. Возможно, мой друг, тебе интересен шёпот Джерома, но я, к сожалению, запомнил лишь эти слова. Надеюсь,
Леон, между прочим, чем-то похож на меня. У нас с ним вихри кудрей на голове, только у меня чуть светлее, и я прикрываю свою макушку шапкой.
Ну всё, прости, прости. Я продолжу. Я, Агустин и Леон стояли за бочками, пока остальные матросы, вслушиваясь в науськивания Джерома, подбирали слова для ответа. Леон сказал мне: "Очнись мальчик. Ты был последним, кто говорил с капитаном. Скажи, он не дал тебе указаний? Эта свора ещё не поняла, что с нами случилось". Я глядел на него и, покачав головой влево-вправо, спросил: "А что с нами?"
Споры были до темноты. Некоторые подрались, многие - надрались. Альбатрос всё кружил над нами, разгоняя тучи чаек. Иногда он подлетал очень близко, будто желая заглянуть каждому из нас в глаза.
Смотря на его полёт, я внезапно вспомнил о сокровище. Быстрым шагом я поднялся в каюту, и хотел было взять сундук, как замер - на кровати же капитан.
Знаешь, друг, немного позже я искал в книгах объяснение жизни. Тогда, в каюте, я подумал, что это цвет. Чуть погодя, я пожал его руку и решил, что это тепло. Капитан бывал бледен, но эта белизна была чистой, как будто со страницы с картинкой высосали все чернила, и она поблёкла. Я весь затрясся от холода, что просачивался из капитана. И вот тогда я понял - огонь! Это цвет и тепло!
Я вытащил сундук, сел под окно и стал разглядывать книги. Я верил, что они подскажут нам достойное решение. Так и случилось! Не сразу я нашёл её: "ритуалы погребения". Я читал очень долго, многого не понимая, и потому попутно обращался к другой драгоценности. Я не очень понимаю, как это "закопать", что за земля, и, причём здесь цветы, но знаешь, я быстро нашёл ответ на более главный вопрос. Выбежав из каюты, я вскричал: "Друзья! Я нашёл выход! Кремация!"
Беседа о викингах и лодках.
Я звонко начал: "Я прочитал замечательную книгу...".
– Прочитал?
– отвлёк меня Карлтон.
– Да! Там рассказывается о таких же моряках, как мы! Они смелые и храбрые, и море было их вторым домом! Они звались викинги и они...
Вторым меня перебил Леон:
– Подожди мальчик, ты сказал вторым домом.
– Да, так и сказал.
– А где же первый?
Я, как обычно, застрял и застыл. Ничего связанного с домом (неважно, с первым или вторым) в моей голове не было. "Вот же привязались к слову!". А ведь язык так и извивался от желания рассказать о моей находке.
Я быстро продолжил:
"Не знаю, там что-то про фьорды, но..."
–
– Ливстон!
– Да, фьорды.
– А что это?
– Карлтон!
Я снова скован:
– Послушайте! Никакие фьорды нам с капитаном не помогут, а вот викинги!
– Кто?
– А! Да дослушайте меня, наконец! Это моряки! Как и мы! И когда викинг умирал, то его клали в лодку вместе с его вещами, сплавляли её и поджигали!
– А вещи за что?
– снова Ливстон.
– Не за что, а зачем! Это чтобы в Валгалле было легче жить.
– А лодка это...?
– Лодка это, как наш корабль, только меньше.
– То есть мы подожжём корабль? А нам куды деваться? Тоже поплывём в эту Вальхаллу?
В этот момент меня опередил Агустин. Тихим шершавым голосом он начал объяснять мою идею окружившим нас товарищам. Может, я странно говорю, или же я просто спешил, но слова Агустина были для них понятней и ясней.
– Я думаю, - закончил Агустин, - что идея мальчика лучшая из всех, что мы сегодня выслушали. Единственное препятствие - это лодка.
И тут мой друг, все глубоко вдохнули, как по приказу, так как были не прочь начать новый спор, но я остановил их своим криком.
– Эй! Гляньте, на чём сидит альбатрос!
– Альбатрос?
– вертя головами, начали моряки.
– Ну, вон! У уха! Мы сделаем лодку из уха!
Моя идея понравилась всем. Глаза матросов заблестели, рты растянулись в улыбке и вся команда начала горячо обсуждать, как же дотянуться до уха.
Мой добрый друг, по имени Леон, попытался голыми руками покорить коня: поплевав себе на ладони, он начал забираться по конской шее, находя цепкими пальцами щёлочки в досках или бугорки. Толпа внизу гудела, мы кричали: "Давай! давай Леон! Выше, выше! внизу тебя ждёт угощение! Давай выше брат, выше!"Так продолжалось несколько минут, пока Леон, наконец, не скатился вниз. Сразу все приуныли, запал кончился моментально.
"Какая идея!" грустно говорил один, а ему отвечал другой, "Но вот исполнение! Эх!"
Леон тёр свои бока ладонями и объяснял:
– Да там и зацепиться не за что! Шея выше гладкая, прям как водная гладь!
Эх, все мы разом остыли. Мысленно я сказал капитану:
"Простите Грегори, вы не увидите Валгаллы".
И вот тут снова в историю влетает альбатрос.
Он кружил прямо над входом в трюм и, после нескольких таких кругов, резко влетел внутрь. Конечно, я спустился за ним в брюхо-трюм, пока остальные матросы бессмысленно глазели на ухо.
Брюхо-трюм скрипело и ныло. Эти звуки пугали меня и всех остальных, поэтому перед сном мы выпивали по кружечке. С ромом так легко спится, что скрипы и шорохи превращаются в сладкие колыбельные. В принципе, в нутре коня делать нечего. Команда спускается сюда лишь поспать. Здесь достаточно коек и, как раз под боком, стоят бочонки рому. Я зажёг фонарь и окрикнул птицу.
– Эй, где ты?
– сказал я. Брюхо протяжно завыло. Видимо, тьмы и полных ромом бочек ему мало, оно скучает по спящим матросам.