Гипсовый трубач: дубль два
Шрифт:
– Нет… – сознался писатель.
– Вам лучше не знать. Разве это не чудо, что два человека, еще вчера не знавшие о существовании друг друга, оказываются столь близки, что стыдно подумать…
– А что же дубленка? – поинтересовался автор «Знойного прощания».
– Эх вы!
…Прошел почти год, а шкуру никто так и не купил. За это время мы окончательно охладели друг к другу, и судьба дубленки, пожалуй, – единственное, что продолжало нас связывать. Мы перезванивались. Я успел страстно влюбиться в длинноногую студентку ВГИКа… Ничего, что я об этом рассказываю?
– Рассказывайте!
– Спасибо, коллега! Зоя, в свою очередь, серьезно увлеклась молодым милиционером, дежурившим в стеклянной будке на перекрестке Земляного вала и Старой Басманной, прямо напротив «комка» и забегавшим иной раз по-соседски в магазинный туалет. Однажды он для удобства вынул из кобуры табельного «макарова», положил на сливной бачок да и забыл, совершив тем самым тяжкое должностное преступление. Пистолет нашла Зоя и убрала от греха в сейф. Через полчаса примчался белый, будто кафель в операционной, постовой, и в тот момент, когда моя бывшая подруга со снисходительной улыбкой возвращала ему оружие, малолетний хулиган Купидон поразил их из своей рогатки. В результате Зоя все-таки бросила мужа-доцента, а милиционер – жену-штукатурщицу.
Я уже стал забывать про дубленку, да и Маргарита Ефимовна больше не спрашивала, махнув рукой и навсегда вычеркнув 450 рублей из семейного бюджета. Вдруг, как сейчас помню, 6 марта, звонит Зоя и севшим от волнения голосом сообщает: «Дима, приезжай! Купили!» Я помчался в «комок» как сумасшедший. Мне нужны были деньги: у студентки ВГИКА оказалось какое-то нездоровое, прямо-таки сорочье влечение к блестящим изделиям из драгоценных металлов, а я уже вступал в тот возраст, когда одним блеском глаз юницу не взять. Но еще больше мне хотелось узнать, как же все это произошло и кто именно купил мое козлиное горе?
Зоя ждала меня на пороге магазина, показательно светясь тем новым женским счастьем, какое так любят напускать на себя дамы при встрече с бывшими любовниками, даже если расстались спокойно и по взаимности. Я вручил ей огромный букет роз, купленный по дороге, она мне – 440 рублей. И все подробно рассказала. Оказалось, покупателей тоже было двое. Мужики, по виду командированные и пьяные в стельку, опаздывали на Ярославский вокзал к поезду. Один, едва ворочая языком, объяснил, что жена просила купить в Москве афганскую дубленку, отделанную ламой и обязательно с вышивкой.
– Даже и не знаю… – покачала головой опытная Зоя. – Есть у меня одна. Но ее уже отвесили…
– Не обидим! – пообещали командированные, поддерживая друг друга, чтобы не упасть.
И она, отворачивая лицо, принесла им мою злополучную шкуру. Но мужики, которые, очевидно, пили все что можно и закусывали чем попало, запаха даже не почуяли.
Их беспокоило другое – размер. Покупающий пьяный внимательно посмотрел на Зою и покачал головой:
– Не-е… моя крупней… Мерь! – приказал он другу.
Сопровождающий пьяный, не сразу найдя рукава, надел дубленку.
– Размер правильный, – кивнул покупающий пьяный. – И вышивка приятная. Моей понравится. А вот лама что-то хилая…
– Совсем
– Нормальная лама! – подтвердил сопровождающий пьяный. – Расчешется.
– А ну застегнись! – бдительно приказал покупающий пьяный. – Знаю я этих душманов! У них всегда петель для пуговиц не хватает!
Зоя похолодела, понимая, что сейчас произойдет, ведь дубленка-то застегивается на мужскую сторону. Несколько раз, сбиваясь и начиная сначала, командированные пересчитывали сначала пуговицы, потом – петли. Как ни странно – сошлось.
– Чувствуешь, пахнет? – втянул воздух сопровождающий пьяный.
– Еще бы! Натуральная! Моей понравится. Синтетика пахнет галошами.
– Сколько стоит?
– Пятьсот пятьдесят.
– Бери, не думай! – посоветовал сопровождающий пьяный.
– З-заверните!
– Но ее отвесили! – запротестовала Зоя.
– Не об-бидим!
Расплатившись, пьяные схватили сверток и, налетая на вешалки, умчались к поезду.
– Не обидели? – спросил я.
– Нет, не обидели… – ответила она и посмотрела на меня так, что сразу стало ясно: с милиционером у нее скоро закончится.
Но два раза войти в одну и ту же женщину, как справедливо заметил Сен-Жон Перс, невозможно! Вот что такое, дорогой мой Андрей Львович, расчисленный хаос бытия! Об этом я хочу снять кино. А вы мне все какой-то «Портрет Дориана Грея» для бедных подсовываете!
– Ничего я вам не подсовываю!
– Нет, подсовываете! Поэтому думайте, думайте и еще раз думайте!
– А Зоя? – после некоторого молчания спросил автор «Знойного прощания».
– Что – Зоя?
– Ну как у нее сложилось?
– Не знаю. Я еще не настолько стар, коллега, чтобы интересоваться дальнейшей судьбой моих прошлых женщин! – мрачно ответил Жарынин и пошел на рискованный обгон огромной фуры, нагло прущей в левом ряду.
Увлеченный рассказом соавтора, Кокотов даже не заметил, что пробка давно рассосалась, и они уже проскочили указатель на «Правду».
17. Японский рододендрон
Когда подъезжали к Дому ветеранов, Андрей Львович бросил ищущий взгляд на стоянку, и сердце его, похолодев, сжалось, точно мошонка на морозе. Красного «крайслеренка» Натальи Павловны не было.
«Вот мы и продолжили наши роскошные беседы!» – мысленно заскулил автор «Кандалов страсти» и, злея, вспомнил, как грубо беспардонный Жарынин прервал его вчерашнее свидание с Обояровой, такой ласковой и многообещающе доверчивой.
Кокотов повернулся к режиссеру, чтобы в отместку резко выразить ему какую-нибудь еще не сформулированную гадость, и обнаружил, что тот, подавшись вперед, внимательно разглядывает через лобовое стекло вислоусого незнакомца в украинской рубахе-вышиванке. Приезжий стоял, выкатив на балюстраду живот, и щурился на закатное солнышко. Было ему за пятьдесят, о чем свидетельствовали седые немытые космы, какие обычно позволяют себе только бомжи да еще самый авангард творческой интеллигенции.