Гипсовый трубач(все части в одном томе)
Шрифт:
Внезапно вернувшись из Перми, Афросимова, как в плохом романе, застала дома тихую семейную оргию. Понимая, что отпираться невозможно, Бесстаев во всем сознался и предложил ей остаться на правах старшей, материально ответственной жены, так сказать, в качестве «мажор-дамы». Антонина Сергеевна улыбнулась, ничего не сказав, поднялась в спальню, разделась донага, аккуратно разложила на постели, где впервые познала женское счастье, свою прокурорскую форму, легла рядом и застрелилась из трофейного дедушкиного парабеллума. Вот такая история!
– Я бы эту
– А как?
– Разделась донага – это хорошо! Аллегорично. Но лучше сначала выстрелить в проклятый портрет, а потом в себя.
– Ну, знаете, какая-то дориангреевщина! – возразил Жарынин. – Тогда пусть уж она купит в секс-шопе надувную куклу и оденет ее в свой прокурорский мундир…
– Перебор, – качнул головой писатель.
– Да что вы понимаете?
– Кое-что.
– Не уверен.
– Вы прочли мой синопсис?
– Ваш? Нет.
– Как это – нет? – подскочил Кокотов.
– А зачем?
– А затем, что я его написал! – жестяным голосом проговорил Андрей Львович.
– Ну и что? Мало ли кто какую ерунду пишет!
– Ерунду? Но ведь мы… мы… вместе…
– Коллега, то, что мы с вами вместе напридумывали, полная ерунда. И фильма из этого не получится!
– Почему? – похолодел прозаик. – А как же Берлинский кинофестиваль?
– Какой, к черту, фестиваль! Вот вы объясните мне, о чем наш с вами сюжет?
– О любви…
– Кто вам сказал?
– Вы.
– Когда?
– Вчера.
– Я ошибся. Вот голая прокурорша – это любовь! Наша история не о любви, а о ненависти. О ненависти к нормальной жизни.
– Не понял!
– Объясняю. Кто такая ваша Тая?
– Художница…
– Не художница, а распутная наркоманка, неизвестно как оказавшаяся работником детского учреждения. И правильно, что ее оттуда забирают!
– В наручниках?
– А в чем еще? В гирляндах из настурций?
– Но ведь это искусство! Нельзя же так… без всякого…
– Можно! Искусство не должно разрушать жизнь. Вы знаете, сколько замечательных государств развалили с помощью искусства?
– Не знаю.
– Одно вы точно знаете!
– Какое?
– СССР!
– Допустим, – согласился Кокотов. – Но Лева? Лева-то не разрушал государство!
– А что ваш Лева? Он элементарно попал под бдительность. Как же, по-вашему, должна поступить нормальная власть, обнаружив хиппи на фотографии, присланной из пионерского лагеря? Или вы, друг мой, не знаете: где хиппи, там беспорядочные половые связи и наркотики…
– Вас больше волнуют беспорядочные половые связи или наркотики? – с комариным сарказмом поинтересовался автор «Сумерек экстаза».
– Меня волнует здоровье общества!
– А если бы Леву посадили?
– Но ведь его же отпустили.
– Это потому, что ему Зэка помогла и чекист попался нормальный.
– Нет, просто ваш Лева еще ничего не успел натворить. И правильно, что прислали чекиста. Среагировали… Поэтому и был порядок.
– И это говорите вы, человек, пострадавший
– Да, это говорю вам я, человек, пострадавший от своей юной дурости. В молодости мы не понимаем, что порядок важнее свободы. А когда вдруг понимаем, уже поздно, и теперь в любом сквере под ногами шприцы, как куриные кости, хрустят. СПИД развели – страшно к молодой девчонке подойти!
– Приходится пользоваться старыми боевыми подругами?
– Приходится… – Жарынин оторвал взор от дороги и с интересом поглядел на соавтора. – А вы изменились со вчерашнего вечера! Ишь ты, выпрямила! Откуда вы ее знаете?
– Кого?
– Не паясничайте! Наталью Павловну.
– Встречались. В дурной юности.
– Поня-атно. В общем, так: эту вашу байду про Леву и Та ю я снимать не стану.
– Это не моя байда!
– Ну и не моя тоже.
– Что же вы тогда будете снимать?
– Думайте! Вы же сценарист…
– А что мне думать? Снимите моего «Гипсового трубача». Вы же сами говорили: там есть точные детали времени…
– Детали снимать нельзя, мил человек! Нель-зя! Что говорил Сен-Жон Перс об этом?
– Что?
– Талант ходит с микроскопом, а гений с телескопом.
– Вы, как я понимаю, с телескопом?
– Правильно! Я вам не Сокуров, чтобы экранизировать собственное занудство! И я вам не Федя Бондарчук, чтобы фарцевать патриотизмом! Мне нужен расчисленный хаос бытия! Мне нужна история жизни, понимаете? В головах остаются только истории! Вы помните список кораблей в «Илиаде»?
– Нет, конечно…
– А кто похитил Елену?
– Парис.
– Вот вам и ответ!
– Тогда снимите кино про голую прокуроршу!
– Я не стервятник.
– А я не дятел, чтобы попусту колотить по компьютеру!
– Такова участь сценариста. Вы полагаете, Тони Гуэрра не так работал? Феллини гонял его как мальчишку!
– Но вы-то не Феллини!
– Так и вы не Гуэрра! Думайте, Кокотов, напрягайтесь! Или вы способны теперь думать только о ней?
– Ну, почему же… – покраснел писатель.
– Да все потому же!
…Наконец стала понятна причина пробки: новенький темно-синий БМВ и новейший серебристый «ауди», как говорится, не поделили трассу, развернувшись при ударе так, что объехать их можно было лишь в один ряд по обочине. Возле битых автомобилей топтались виновные – равномордые, быковатые парни в дорогих костюмах. Оба орали, багровея, в мобильные телефоны. За темными стеклами машин угадывались два юных женских силуэта, тоже чем-то похожих. Гаишник, неторопливо прохаживаясь, внимательно оглядывал диспозицию и обдумывал свой резон. А пробка образовалась оттого, что остальные водители, особенно те, что на стареньких «жигулях», не только осторожно съезжали на обочину, но еще и притормаживали, с классовым наслаждением любуясь элитным ДТП. Дальше шоссе оказалось почти пустым. Жарынин посветлел лицом и вырвался на оперативный простор, обойдя нескорый длинномер, как легкий сайгак обгоняет тяжелого вола, влекущегося к водопою…