Гитлер был моим другом. Воспоминания личного фотографа фюрера
Шрифт:
«Гофман, я предоставлю вам возможность сделать совершенно уникальные фотографии!» – сказал мне не кто иной, как сам Муссолини, и я обеими руками ухватился за этот шанс! Это произошло за несколько лет до войны, во время поездки в Рим вместе с моей женой и группой немецких журналистов. Помимо обычного осмотра достопримечательностей, нас пригласили посетить Академию спорта в великолепном мраморном Форуме Муссолини. Там дуче лично принял вызов на поединок.
Когда мы вошли в фехтовальный зал, его уже ждал инструктор, и я смог сделать фотографии, а моя жена – снять превосходный фильм об историческом и уникальном бое на спортивных рапирах, из которого, разумеется, победителем вышел Муссолини. Но, будучи прирожденным шоуменом, на этом он
Это определенно было славное времечко и для его памяти, и для моей фотокамеры! Диктатор в школьном классе – для меня уж это точно невиданное дело!
Дуче, как и все его соотечественники, с удовольствием становился жертвой моей фотоохоты, он прекрасно знал, что, в отличие от «доброго друга Гитлера», фотогеничен, и подчеркивал это тем, что позировал перед объективом во всевозможных видах от Цезаря до Наполеона.
Да, какой поразительный контраст между этими двумя личностями и их фотографиями! Как профессионалу мне мучительно вспоминать поездку Гитлера в Венецию в июне 1934 года. На тогдашних снимках немецкий фюрер, плохо одетый и раздраженный, гораздо больше походил на вассала итальянского дуче, чем на будущего партнера по оси, а позднее и ее повелителя! В то время мне казалось, будто личные и политические неудачи Гитлера сказались на фотографиях. Серия оказалась фотографическим триумфом – для Муссолини!
Как же изменилась картина во время «медового месяца» Гитлера в Италии в мае 1938 года и какие разные снимки сделала моя камера! Теперь перед ней стояли два человека по меньшей мере равного масштаба, и редко мне удавались такие превосходные снимки, как те, что я сделал под вечноголубым небом Рима, Неаполя и Флоренции. Позднее я опубликовал подборку фотографий в книге, озаглавленной «С Гитлером в Италии», которая получила высокую оценку. В ней можно увидеть двух диктаторов на борту линкоров, во время посещения музеев, среди приветственных толп, на праздниках – короче говоря, в разгар их дружбы и в зените славы.
И все же поездка эта была весьма напряженной и довольно сложной. А суть дела в том, что Италия была королевством, и, несмотря на едва скрываемую антипатию к монархической системе, Гитлер ничего не мог с этим поделать. Даже приказать мне отретушировать снимки так, чтобы на них не осталось и следа от короля с королевой, кронпринца, двора и всех прочих!
Вышло совсем наоборот. Естественно, королевское семейство уцелело на фотографиях, но помимо этого я совершенно неожиданно имел «профессиональную» беседу с первой дамой Италии. Мы с Гитлером и его свитой остановились в Квиринале, старинном замке Савойского дома, и, когда королева услышала, что в числе делегации буду я, она попросила Гитлера передать мне, чтобы я побывал у нее, так как ей нужен мой «профессиональный совет». Однако вскоре выяснилось, что никакие советы ей не требуются.
Королева Елена была страстным и опытным фотографом-любителем, и ее поистине творческие этюды, в основном с изображением ее счастливой семейной жизни, вызвали мое искреннее восхищение. Мне только жаль, что я не смог увековечить нашу встречу в виде фотографии с подписью: «Королева с фотокамерой».
Несмотря на антимонархические чувства, Гитлер во время итальянского тура отнюдь не остался равнодушен к очарованию южной женской красоты и исключительной мудрости, которая ей так часто сопутствует. Особенно его привлекла кронпринцесса Мария-Жозе, супруга Умберто. Через несколько лет, во время войны, ее долгие разговоры с Гитлером
Графиня Чиано, любимая дочь Муссолини, не стесняясь, выражала свои взгляды, чего не позволили бы ни одной иностранке.
Однако больше всего Гитлер восхищался графиней Элеонорой Аттолико, «прекраснейшей представительницей Италии», как он называл жену мудрого посла Италии в Берлине. Ее классическая красота и личное обаяние, в отличие от неистовой антинацистской позиции ее предшественницы Элизабетты Черрути, невероятно влекли к себе Гитлера и восхищали его художественный вкус.
Через много лет, говоря об этой исключительной женщине, Гитлер сказал: «Если бы все дипломаты привозили с собой таких жен, им, несомненно, было бы гораздо легче добиться успеха. Кстати, не мешало бы обратить на это внимание наших послов. В будущем я позабочусь о том, чтобы наши представители за рубежом следовали этому примеру».
Жаль, что фотографии тех счастливых дней счастливого года были не последними сделанными мною снимками Муссолини. К несчастью, мне суждено было сделать и роковые снимки в сентябре 1943-го, когда он прибыл в ставку фюрера из Гран-Сассо. Фотографиям, на которых они с Гитлером стоят среди руин ставки после покушения 20 июля, можно дать лишь одно название: «Сумерки богов» [4] .
Нет, право слово, это было что угодно, только не безмятежные деньки, и сделанные мною фотографии показывают это еще яснее, чем могли бы выразить любые слова.
4
«Сумерками богов» принято называть последние дни Гитлера и его ближайшего окружения в конце апреля 1945-го. Название заимствовано из финала оперы Рихарда Вагнера «Кольцо Нибелунга» – любимой оперы Гитлера, которая заканчивается сценой всеобщего краха. (Примеч. пер.)
Есть ли в мире что-либо беспристрастнее фотоаппарата? Я успел поймать в свой объектив императоров и королей, государственных деятелей и дипломатов, революционеров и народных вождей, – и все они охотно позировали мне. Волшебный глаз моей камеры запечатлел трех диктаторов – Гитлера, Муссолини и Сталина – и увековечил на все времена. Не хватало только страны Веласкеса и Гойи, тореадоров и Кармен, но, к сожалению, я так никогда ее и не увидел. И все же мне удалось встретиться с генералиссимусом Франко и его зятем Серрано Суньером, министром иностранных дел, в Андае 23 октября 1940 года и во время визита второго в Оберзальцберг.
Ничто так не навевает «фотографу истории» мечтательных воспоминаний, как созерцание собственных снимков. В те дни казалось, что Гитлер и Риббентроп строят империю, которая простоит вечность и в которой испанцы займут лишь очень скромное место – и только на том условии, что вступят в войну. Сегодня из людей этого круга уцелели только Франко и его зять; и тем, кто интересуется историей, я советую внимательно изучить портреты двух министров иностранных дел: испанского – хладнокровного, осторожного и расчетливого, и итальянского – фривольного, тщеславного и импульсивного. Фотокамера поистине является беспристрастным судьей. От ее взгляда не ускользает ничто!
14 марта 1939 года я обедал с Гитлером.
– Ровно год назад, – заметил я, – мы вошли в Вену.
Мы немного поговорили о том, с каким энтузиазмом встречали австрийцы своего освободителя, и я рассказал ему, как ходил в венское кабаре, где один из комедиантов пел веселую песенку: «Это уже все – или ждать еще?»
– На самом деле мы довольно быстро ответили на вопрос, – продолжал я, – потому что всего через несколько месяцев пришла очередь Судет.
Гитлер бросил на меня короткий взгляд.