Гитлер и Сталин перед схваткой
Шрифт:
Литвинов и раньше выражал свой скепсис. Он докладывал Сталину 12 марта 1935 года:
«Согласно данным ему в Москве указаниям, тов. Суриц по возвращении в Берлин усилил контакт с политическими деятелями Германии. Он теперь пишет: „Все мои общения с немцами лишь укрепили уже раньше сложившееся у меня убеждение, что взятый Гитлером курс против нас остается неизменным и что ожидать каких-либо серьезных изменений в ближайшем будущем не приходится. Все мои собеседники в этом отношении единодушны. У Гитлера имеются три пункта помешательства: вражда к СССР, еврейский вопрос и аншлюс. Вражда к СССР вытекает не только из его идеологической установки к коммунизму, но составляет основу его тактической линии в области внешней политики. Гитлер и его ближайшее окружение крепко утвердились в убеждении, что только на путях выдержанного до конца антисоветского курса третий рейх сможет осуществить свои задачи и
Такие же впечатления, по сообщению тов. Сурица, вынес и германский посол в Москве Шуленбург, находящийся сейчас в Берлине.
Я отнесся несколько скептически к первоначальному сообщению ТАССа из Женевы о заявлении Шахта директору французского банка Таннери о намерениях Германии поделить с Польшей Советскую Украину. Я поручил тт. Потемкину и Розенбергу проверить это сообщение… Шахт, которого еще недавно тов. Канделаки предлагал нам поддерживать против Гитлера, поддерживает завоевательные стремления Гитлера на Востоке».
Это, сделанное как бы вскользь, замечание наркома раскрывает очень многое в замысле берлинских переговоров Канделаки – как ведшихся не в пользу Гитлера, а против него, в той сложной политической борьбе, которая велась в первые годы нацистской диктатуры за судьбы Германии. Могут возразить: это была иллюзия. Ни с Шахтом, ни с Герингом нельзя было идти против Гитлера. Но справедливость требует сказать, что подобные надежды (и иллюзии) питали не только в Москве, но и в Лондоне. И самое главное – внутри Германии, в ее верхушке! Разве секрет, что лидеры веймарских партий надеялись «приручить» Гитлера и в этих надеждах опирались на тех же Шахта и Геринга? И разве секрет для тех, кто знает британские архивы, что Форин оффис, а еще больше Чемберлен и сэр Горас Вильсон делали немалую ставку на Геринга как возможного оппонента политике Гитлера? Увы, это были ошибочные расчеты. Сложные комбинации Сталина – Канделаки не возымели успеха. Гитлеру Сталин тогда был не нужен.
Общая оценка серии зондажей 1935 года содержалась в письме Литвинова Я. З. Сурицу от 4 декабря 1935 г. «Выводы, к которым Вы пришли на основании усиленного контакта с немцами, меньше всего удивили меня… У меня никаких иллюзий на этот счет давно уже не было». Нарком согласился с мнением Сурица «относительно необходимости нашей дальнейшей экономической работы в Германии». Однако он был против того, «чтобы львиная доля возможного нашего импорта на ближайшие годы была отдана Германии». Литвинов считал: «Нам незачем слишком укреплять экономически нынешнюю Германию. Достаточно будет, на мой взгляд, поддерживать экономические отношения с Германией в той лишь мере, в какой это необходимо во избежание полного разрыва между обеими странами». Эту точку зрения нарком собирался довести до сведения Советского правительства.
Так мы встречаемся с зарождением будущих конфликтов Литвинова со Сталиным. Наркому не по душе были авантюристические и малопрофессиональные зондажи Канделаки. Знал ли он, что за ними стоял сам генсек? 3 декабря 1935 г. Литвинов информировал Сталина о контактах посла Сурица с политическими деятелями Германии и о выводе полпреда о неизменности антисоветского курса Германии. Литвинов в записке Сталину поддержал предложение Сурица «продолжить нашу экономическую работу в Германии», но предложил ограничить объем заказов в Германии 100—200 млн. марок. Во втором пункте записки Литвинов предлагал в ответ на антисоветскую кампанию в Германии «дать нашей прессе директиву об открытии систематической контрпропаганды против германского фашизма». Это был ход, торпедировавший ходы Сталина.
В 1936 году совершился второй «заход» миссии Канделаки. Опять инициаторами были немцы. И вот почему. Причины, побудившие Германию вести с СССР переговоры о расширении экономического сотрудничества, становятся ясными из докладной записки от 19 октября 1936 г. начальника IV (экономического) департамента МИД Германии Карла Шнурре:
«В руководящих кругах было признано, что положение с сырьем и процесс перевооружения Германии таковы, что поставили нас в зависимость от получения русского сырья. Поэтому необходимо сдвинуть германо-советские экономические отношения с нынешней мертвой точки… Поставки в Россию сейчас более чем когда-либо находятся в интересах политики Германии, поскольку только таким путем мы сможем получать на правах обмена нужное нам сырье». 20 октября 1936 г. Герман Геринг был назначен верховным комиссаром по проведению «нюренбергского сырьевого плана», с 27 апреля того же года он занял пост верховного комиссара по валютным и сырьевым вопросам. События не заставили себя ждать: 7 декабря 1936 г. Суриц сообщил в НКИД о предложении Герберта Геринга организовать встречу с Германом Герингом для «необязывающего обмена мнениями». Литвинов ответил: «Не возражаем против встречи с Герингом». И добавил: «Необходимо с самого начала дать ему понять, что Вы пришли по его приглашению».
На этой стадии переговоров Канделаки старался использовать свой «прямой канал», чтобы создать впечатление у Сталина, будто миссия все-таки принесет успех. 20 октября 1936 года он писал «хозяину»:
«Дорогой Иосиф Виссарионович,
Посылаю Вам краткую информацию о некоторых германских делах.
I. О Геринге
Перед Нюренбергским съездом Геринг через своего двоюродного брата, о котором я Вам в свое время сообщал, предложил мне встретиться для обсуждения по его наметке следующих вопросов:
а) устранение трудностей в отношениях между СССР и Германией;
б) поставки советского сырья Германии;
в) список военных объектов, которые Германия могла бы дать СССР.
Поскольку это имело место накануне нюренбергского съезда, я уклонился от встречи под различными благовидными предлогами. После нюренбергского съезда Геринг снова предложил встретиться, но встреча, как Вы об этом знаете, не состоялась.
Брат Геринга, Отто Вольф и др. лица этой группы усиленно советовали мне встретиться с Герингом, подчеркивая, что Геринг в вопросах советско-германских отношений занимает особую позицию. Брат Геринга, между прочим, в разговоре со мной употребил характерную фразу: «Если не хотите ничего делать, то хотя бы выслушайте и убедитесь, что не все собаки кусают, которые лают». Отто Вольф сам имел продолжительную беседу с Герингом, встреча с которым была заранее подготовлена промышленностью. По словам Вольфа, в беседе с ним Геринг подчеркивал, что он не выступал против СССР в Нюренберге и выступать по этому вопросу так, как выступали другие, не намерен.
II. О смещении Мосдорфа
Директор Министерства народного хозяйства Германии, в течение многих лет ведавший делами, связанными с советско-германской торговлей, переведен в том же министерстве на другую должность. Мосдорф был ближайшим помощником Шахта по нашим делам. Теперь вместо него этими делами как в Министерстве Хозяйства, так и в Министерстве Обороны будет заниматься брат Геринга – Герберт Геринг.
Это назначение свидетельствует о стремлении Геринга взять на себя руководство вопросами советско-германских отношений.
III. О положении Шахта
По сообщению видных промышленников, положение Шахта сильно пошатнулось. В кругах германских фашистов очень недовольны его «критиканством». Тяжелое положение с валютой и снабжением Германии сырьем еще больше ухудшает положение Шахта и обостряет отношение к нему в кругах фашистской партии».
Встреча Сурица с Германом Герингом все-таки состоялась 15 декабря 1936 года и приняла сразу «форму монолога». Геринг, как и Шахт, говорил о том, что экономические отношения должны «строиться без оглядки на состояние наших политических отношений, вне стремления равнять нашу экономику под политику, то есть, как он выразился, требуется „деполитизировать“ экономические отношения между СССР и Германией. Правда, генерал увидел некую „предвзятость“ в списке товаров, врученном ему Канделаки. Действительно, в списке фигурировали: броневые плиты, катапульты, военные корабли на сумму 200 млн. марок, подводные лодки, акустические приборы, а также обмен технологией с И. Г. Фарбен (химия) и Бош (оптика). Геринг заметил, что „в списке имеются объекты, которые ни одно государство никогда не продаст даже связанному с ним самой тесной дружбой“. На это Суриц ответил, что было включено то, что интересует СССР. Экономические отношения между нами могут развиваться в „такой степени, в какой мы сможем получить из Германии все, что нас интересует“. В итоге Геринг дал понять полпреду, что „при теперешнем положении вещей повлиять на изменение политических отношений он мог бы, лишь опираясь на реальные данные и на свое внутреннее убеждение, что и СССР хочет нормальных отношений с Германией, и в первую очередь хозяйственных“.
Казалось, что все-таки надежды остаются. В последних числах декабря 1936 г. Канделаки в сопровождении замторгпреда Фридрихсона снова встретился с Шахтом. Об этой беседе Шахт написал отчет министру иностранных дел Германии Нейрату: «Во время беседы я заявил, что оживление торговли между Россией и Германией будет возможно только в том случае, если русское правительство сделает ясный политический жест, лучше всего в форме заверения через посла (СССР) в Берлине, что воздержится от любой политической пропаганды вне России». Это означало, что немцы практически поставили ультиматум, на который Сталин пойти не мог.