Гитлер и стратегия блицкрига
Шрифт:
В середине сентября снова заявила о себе Испания в лице дальнего родственника генералиссимуса Франко Серрано Суньера. Фюрер согласился с Суньером, что ограниченная немецкая помощь в захвате Гибралтара закроет пролив от англичан, но непомерные территориальные претензии испанцев во французской Северной Африке испугали Гитлера, поскольку существовала вероятность перехода французов впоследствии к генералу де Голлю. Экономические требования испанцев тоже раздражали фюрера, тем более учитывая его предыдущую помощь и текущие проблемы его военной экономики.
Точно так же хитрая попытка адмирала Редера 26 сентября вызвать фюрера на разговор о Восточной кампании, подчеркнув важность Средиземноморья как альтернативы, встретила вежливое согласие Гитлера с тем фактом, что ситуация
В то время, когда энергия стремления Гитлера постепенно затрагивала даже второстепенных членов окружения фюрера, стал очевиден новый курс американской политики — отход от нейтралитета и сближение с Великобританией. После обмена американцами 50 эсминцев на аренду места на британских базах в Западном полушарии партнеры по оси так же не могли позволить себе игнорировать эффект от влияния дипломатии Рузвельта на мораль англичан, как и отрицать скрытое сопротивление Советского Союза их экспансионистским проектам. Нацистские лидеры решили дать ответ открытой американской и тайной советской реакции таким же образом: открыто предостеречь американцев и неявно — русских.
В то время Тройственный союз, заключенный 27 сентября 1940 года, официально не был направлен против Советского Союза, как объяснил Риббентроп подозрительному советскому министру иностранных дел в очередной телеграмме, направленной в последнюю минуту. Формально это соглашение между Германией, Италией и Японией было призвано разубедить Соединенные Штаты вступать в войну в Атлантике или на Тихом океане, угрожая ответными тройственными действиями в случае американской акции. Однако наделе немцы перехитрили самих себя, поскольку, с одной стороны, пакт усилил стремление японцев двигаться на юг против англосаксонских сил на Тихом океане. С другой стороны, он подтолкнул русских и японцев к более конструктивным отношениям между собой, чтобы обеспечить защиту своих границ, когда действия ведутся в других местах. Понятно, что на этой стадии остававшийся приверженцем выполнения пакта 1939 года с Советским Союзом Риббентроп мог предложить такую политику, как косвенный метод обеспечения более полного участия стран оси в войне с Западом, более чем в конфликте с СССР, которого все еще можно было избежать. Но в перспективе влияние Тройственного пакта стало катастрофическим для гитлеровской кампании в России. Япония теперь действовала в направлении неправильном для будущих великих стратегических планов фюрера. Советская азиатская «задняя дверь» оказалась плотно закрытой при активной помощи ошибочной дипломатии Риббентропа.
4 октября Гитлер встретился с Муссолини и объяснил ему, как раньше генералу Гальдеру, что расчеты Сталина относительно продолжительности и характера войны неверны. После того как Риббентроп поторопился указать, что русские боятся немцев и не начнут в отношении их никаких недружественных действий, Гитлер выразил сомнение в том, что Советский Союз можно отвлечь от Европы, направив его внимание в направлении Индии или Индийского океана. В любом случае Гитлер считал, что русские не станут проблемой для рейха, даже в самом худшем случае. «Большевизм, — с пафосом проговорил Гитлер, — это доктрина людей, которые находятся на самой низкой ступени развития цивилизации».
Через неделю немецкому министерству иностранных дел была поручена бесполезная задача — убедить русских в том, что открытое прибытие немцев в Румынию обусловлено невероятным предлогом — охраной нефтяных месторождений Плоешти от англичан. Растерявший вежливость Молотов отказался признать какую-либо угрозу для Румынии со стороны англичан, заявив, что они слишком заняты борьбой за свое существование, чтобы вмешиваться в события, происходящие в столь удаленных от них регионах нижнего Дуная. Официальная советская политика того периода была настолько резкой, что англичане получили основания надеяться на улучшение
Риббентроп был против происходящего. Отчаявшись поддержать разваливающийся пакт с Советами, он 13 октября обратился к Сталину с пространным оправданием немецкой политики. В рамках этого призыва de facto восстановить прежние взаимоотношения немецкий министр иностранных дел пригласил Молотова в Берлин для консультаций с фюрером относительно будущего урегулирования советской внешней политики с политикой государств, подписавших пакт о Тройственном союзе.
12 октября Муссолини, почти так же как и Сталин ошеломленный неожиданной немецкой интервенцией в Румынию, сообщил Чиано, что собирается нападать на Грецию, чтобы восстановить равновесие с рейхом на Балканах. Итальянский министр иностранных дел, явный германофоб, был в восторге, несмотря на враждебность итальянской армейской верхушки, командования флота и военно-воздушных сил. Дуче не проинформировал немцев о намеченной дате операции, но Гитлер, похоже, не сомневался в ее неизбежности — немецкая разведка хорошо поработала. В противоположность своему последующему обоснованию ex de facto, когда греческая экспедиция оказалась неудачной, фюрер на этот раз не хотел раздражать дуче и не выступил с открытым возражением против итальянской акции, которой предстояло внести существенный вклад в отсрочку его нападения на Советский Союз в следующем году.
23 октября Гитлер встретился с генералиссимусом Франциско Франко, прежде чем дела с Италией на Балканах достигли критической точки. Встреча произошла в Андае — городке на испанской границе. Подозревая, что его хотят сделать еще одним Годоем для нацистского Бонапарта, Франко не выказал интереса к мнению Гитлера, заключавшегося в том, что самая большая проблема Северной Африки — сохранить ее от де Голля. Такая немецкая политика мешала колониальным претензиям Испании, и потому Франко отказался вступить в войну или захватить Гибралтар с помощью немцев в январе 1941 года, как предлагал Гитлер.
Покинув Андай в большом раздражении, Гитлер и бестактный Риббентроп отправились во французский Монтуа с тем, чтобы убедить маршала Петена поддержать рейх против Великобритании в войне. Попытка нацистов заставить другую латинскую нацию связать руки британцам на Средиземноморье также провалилась. После этого Гитлер вернулся в Германию, где получил еще более неприятную информацию о намерении итальянцев напасть на Грецию.
28 октября прибыв во Флоренцию для последней попытки удержать Италию от вторжения в Грецию, Гитлер был встречен на железнодорожном вокзале элегантным дуче, который сообщил, что итальянская армия в Албании два часа назад пересекла границу Греции. Принимая во внимание большое недовольство Гитлера местью Муссолини, он держался на удивление спокойно. После обсуждения проблемы немецкой помощи в будущем вторжении на Крит Гитлер заявил, что, в отличие от альянса с Италией, партнерство с Россией основывалось только на соображениях целесообразности. Германский диктатор не доверял Сталину, так же как и тот, по его глубокому убеждению, не доверял ему, но все же хотел встретиться с Молотовым в призрачной надежде отвлечь Россию от Финляндии и Босфора, обратив ее внимание на Индию. Сталин, считал Гитлер, достаточно «проницателен» для того, чтобы оценить необходимость прекращения дальнейшей советской экспансии в Европе.
Однако на следующий день, 25 октября, глубинные и более искренние намерения Гитлера в отношении Советов проявились в плане, получившем полноценный статус и кодовое название Ost Fall («Восточное дело»). Его передал генерал Паулюс Гальдеру. Советская военная материально-техническая база, приведенная Паулюсом в плане ОКХ, предусматривала небольшой перевес в силах: около 170 дивизий Красной армии на западе России против предполагаемых 145 немецких дивизий, не считая финнов и румын. Обширность российской территории — немцам предстояло преодолеть около тысячи километров практически по бездорожью примерно за пять месяцев, с мая по октябрь 1941 года, — предполагала в высшей степени напряженную кампанию.