Гитлер. Неотвратимость судьбы

Ушаков Александр Геннадьевич

Более того, очень многие работники НКВД оказались на работе в гестапо, куда их весьма охотно брали: спецслужбы всегда ценили профессионалов. А кто мог лучше бывших чекистов знать местные условия и людей? Облегчало немцам задачу и то, что у большинства этих людей, прошедших страшную школу сталинских застенков, где убивали без суда и следствия ни за что, никакой морали уже не было. Ну и, наконец, были среди тех, кто шел на работу к фашистам или добровольно сдавался в плен, люди, ненавидевшие Сталина. Именно из таких немцы и подыскивали человека, который смог бы встать во главе Русской освободительной армии.

Надо отдать Лукину должное: если он и заблуждался насчет «похода за освобождение»,

то недолго. Уже зимой 1942 года он понял, что ни о какой дружбе с нацистами не может быть и речи, и от какого бы то ни было сотрудничества с ними отказался.

«В Смоленск, — пишет В. Шамбаров в книге «Государство и революция», — в адрес несуществующего Русского комитета посыпались письма граждан, пошли ходоки, чтобы установить с ним контакт. Приезжали добровольцы, разыскивая, где можно записаться во власовскую армию. И солдаты — «хиви», бойцы разных «Остгруппен» оживились: теперь вроде было за что воевать… Без согласования с руководством рейха, по прямым договоренностям с военным командованием на местах были предприняты поездки Власова по оккупированным территориям… Встречали его восторженно. Залы, где он выступал, были переполнены, толпа прорывала полицейские кордоны, подхватывала генерала и несла его на руках. Власов говорил о цели своей борьбы — создании независимого национального государства. Отвечая на вопросы, часто вынужден был выдавать желаемое за действительное, например, что немцы «в союзе с русскими» помогут сбросить диктатуру Сталина, так же как русские помогли Европе освободиться от Наполеона. Дипломатично лавировал, отмечая, что пока русские антикоммунисты вынуждены быть «гостями немцев», но после победы немцы в России будут лишь гостями. Однако на вопросы, не превратит ли Германия страну в свою колонию, отвечал однозначно — иностранного господства Россия не потерпит ни в какой форме».

Подобные речи не нравились, и взбешенный фюрер устроил Кейтелю выволочку.

— Мы, — заявил он, — никогда не создадим русской армии, это химера…

Недовольный вольнодумием Власова Кейтель тут же издал приказ: «Ввиду неквалифицированных бесстыдных высказываний военнопленного генерала Власова во время поездки в Северную группу войск, происходившей без ведома фюрера и моего, перевести его немедленно в лагерь для военнопленных».

Сторонникам Власова с большим трудом удалось защитить генерала, который после заявления Гитлера сам попросился в лагерь, и он ограничился лишь домашним арестом. А вот на планах создания в СССР антисталинского сопротивления с помощью немцев был поставлен жирный крест. И тогда генерал нашел союзников в продолжавшем подпольную деятельность в Советском Союзе Народном трудовом союзе (НТС), который создал к тому времени более 120 групп и организаций, действовавших в 54 населенных пунктах. Лозунгом движения стал призыв «За Россию без немцев и большевиков!»

НТС использовал неудачи немцев на фронтах, для того чтобы война перешла в национальную революцию. От скрытых форм агитации энтээсовцы перешли к открытым формам борьбы под лозунгами «Покончим с Гитлером, возьмемся за Сталина!» и «Завершим Отечественную войну свержением Сталина!»

Как это часто бывает в истории, повторялась ситуация Первой мировой войны. Как и тогда Ленин, а вслед за ним и сам Сталин стремились использовать войну для захвата власти, точно так же теперь видевшие главное зло в Сталине пытались избавиться от него с помощью тех же немцев.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

И все же наибольшее впечатление победа под Сталинградом, надо полагать, произвела на самого Сталина. Давно он не испытывал такой эйфории, как в февральские дни 1943 года. Оно и понятно: его отказ признать угрозу германского вторжения, временная потеря самообладания, когда это

случилось, его требование стоять насмерть и «атаковать, атаковать, атаковать», опора на старых дружков вроде Ворошилова и Буденного, политиков без всякого военного опыта вроде Жданова или карьеристов типа Мехлиса и Кулика — все это было по сути не чем иным, как выражением недоверия к боеспособности Красной Армии, чьи лучшие кадры он уничтожил. Но теперь, когда забитая до полусмерти армия начала сокрушать непобедимые немецкие полчища, он мог смело говорить, что был трижды прав, когда покончил со всеми этими немецкими шпионами Тухачевскими и Блюхерами. Армия стала только сильней.

На успехе сталинградского наступления сказались и новые отношения между Сталиным и руководством армии, которые стали постепенно складываться во второй половине 1942 года, когда Сталин начал понимать, что, продолжая планировать военные операции, он погубит и армию, и страну. Появились в его окружении и новые люди. Но в то же время он, никогда не видевший современных сражений, так никогда и не смог понять нужд полевых командиров, потому что, по свидетельству того же Жукова, действия воинских единиц меньше, чем армия, оставались для него «темным лесом».

Сталинград стал переломным пунктом во Второй мировой войне, и после катастрофы на Волге уже мало кто сомневался в победе Советского Союза. Как того следовало ожидать, грандиозная победа и неизбежная в таких случаях эйфория вскружили Сталину голову: он потребовал повторить тот же маневр одновременного наступления на все три немецкие группы армий. То есть совершить то, чего Красная Армия не смогла сделать летом 1942 года. Окрыленный разгромом огромной группировки немецких войск, Сталин даже не сомневался, что теперь стратегическая инициатива принадлежит ему. А потому и планировал освобождение Украины и в первую очередь стратегически важного Донбасса.

Готовился к летним сражениям и Гитлер. Хотя, как отмечали многие знавшие фюрера, это был уже не тот Гитлер. И не случайно Геринг сразу же после разгрома немецких армий под Сталинградом сказал Геббельсу, что «фюрер постарел на пятнадцать лет за три с половиной года войны». Сказалось постоянное нервное напряжение, в котором он пребывал годами. Положение осложнилось еще и тем, что после Сталинграда Гитлер заболел очень тяжелым гриппом, который вызвал серьезные осложнения. Для лечения требовалось несколько недель полного отдыха, чего Гитлер не мог позволить себе даже при всем своем желании. О каком отдыхе могла идти речь после столь страшного для него удара под Сталинградом!

Гитлер продолжал работать, но через силу. Вскоре у него появились сильнейшие головные боли, начали дрожать руки, что некоторые медики объясняли результатом его истерического состояния. Впрочем, доктор Морелль допускал, что это были первые признаки болезни Паркинсона. Не видевший Гитлера с декабря 1941 года генерал Гудериан был поражен его внешним видом в феврале 1943 года. «Его левая рука дрожала, — писал он позже, — спина горбилась, остановившийся взгляд, глаза навыкате, но без прежнего блеска, на щеках красные пятна. Он легче возбуждался, легко терял самообладание и был подвержен вспышкам гнева и, как следствие, принимал необдуманные решения».

В довершение ко всему Гитлер стал приволакивать ногу. Время от времени им овладевали приступы тяжелейшей депрессии, которые доктор Морелль снимал гормональными инъекциями. Не имея возможности забыться, Гитлер постоянно пребывал в тяжкой задумчивости, что вызывало сильнейшие спазмы желудка и постоянную бессонницу. В конце концов на него перестало действовать снотворное. Трудно сказать, был ли это бред, но Гитлер отказывался идти спать до тех пор, пока последний английский бомбардировщик не покидал воздушного пространства Германии.