Гитлер. Последние десять дней. Рассказ очевидца. 1945
Шрифт:
Из-за дождя в ночь с 28 на 29 апреля нам пришлось опустить привязной аэростат, так что на время наша радиосвязь с Берлином была прервана. Мы не могли снова поднять его наверх примерно до полудня, поскольку его оболочка отяжелела от дождя. Однако 29-го солнце было столь жарким, а небо чистым, и воздушные силы противника действовали необычайно активно над нашим лагерем и над фронтом, который теперь находился примерно в семи милях.
Как только наш аэростат поднялся в воздух, я попросил соединить меня с рейхсканцелярией. Сначала я переговорил с командующим Большим Берлином, который, по-видимому, находился в рейхсканцелярии. Генерал Вейдлинг, генерал артиллерии, прежде командовавший фронтом на Одере под Кюстрином, во время прорыва этого фронта, вышел на связь; это был тот самый генерал, о котором из штаба СС передавали фюреру искаженные донесения о том, что он и его штаб поспешно сбежали
Я упомянул этот случай только для того, чтобы показать, как легко можно было поколебать доверие фюрера к генералам его армии и как безоговорочно верил он клевете своих тайных источников разведки в СС. В этом отдельном случае только твердая позиция генерала позволила избегнуть серьезной ошибки в правосудии.
Вскоре после моего разговора с Вейдлингом состоялся радиотелефонный разговор Йодля с самим фюрером, и я слушал его через наушники. Фюрер был очень спокоен и объективен и еще раз одобрил предпринятые мною действия, затем он сказал, что хотел бы поговорить со мной после того, как Йодль закончит свой военный доклад. Но еще в то время, когда Йодль совещался с ним, снаружи раздался громкий взрыв, и разговор прервался окончательно. Через несколько минут в комнату вошел начальник связи и объявил, что наш аэростат был сбит русским самолетом: поскольку резервного у нас не было, то голосовую связь восстановить уже было невозможно.
Хотя это сообщение совершенно потрясло меня, оно помогло мне принять решение отдать приказ об эвакуации нашего штаба сразу же после обеда: о том, чтобы восстановить линию голосовой связи, теперь не могло быть и речи, а телеграфный сигнал можно было передавать по радио откуда угодно. Я был в ярости, что мне самому не удалось поговорить с фюрером, хотя Йодлю и удалось обсудить с ним наиболее важные вопросы. Мы отправили последнее сообщение о том, что мы переезжаем и просим их отправлять все дальнейшие радиограммы к нам в новый оперативный штаб, куда мы прибудем этим вечером.
Ближе к полудню шум сражения стал громче, увеличилась активность вражеской авиации, бомбившей в особенности транспортную развязку у Рейнсберга и атаковавшей с бреющего полета отступающие колонны автотранспорта, заблокировавшие улицы. Мы разделили ОКВ на несколько походных колонн и установили каждой различные пути следования. Йодль и я остались в лагере со своими непосредственными сотрудниками до самого последнего момента; мой адъютант этим утром специально для нас провел рекогносцировку лесной дороги, проведя нас в широкий объезд вокруг деревень возле Рейнсберга и забитых основных магистралей. Мы выехали в семь часов, оставив следовать за ними только последние подразделения связи и радиостанцию. На следующий день мы узнали от них, что русские патрули, прочесывавшие лес, непременно обнаружили бы нас в лагере, задержись мы там еще хоть на час. К ним в руки попали только грузовик связи и несколько телефонных аппаратов, поскольку их не успели демонтировать.
В эту прекрасную весеннюю погоду мы ехали по узкой, скрытой дороге через густой лес, вокруг селений и деревушек, по направлению к Варену, чтобы встретиться с генералом фон Типпельскирхом и обсудить с ним дальнейшие действия его группы армий.
Я был вынужден приказать ему принять на себя командование, поскольку он неоднократно просил меня не возлагать это на него; я раскрыл ему, что я уже вызвал из Голландии генерал-полковника Штудента, в качестве нового командующего, но до его прибытия командующим будет он. От него я узнал, что генерал СС Штайнер принял командование его армией (на некоторое время!), передав командование своим танковым корпусом полковнику Фету из ОКВ, который первоначально был выделен ему как офицер разведки.
После того как я тщательно проинструктировал Типпельскирха о том, как бы я хотел, чтобы он действовал своей группой армий, он попросил, чтобы его избавили от его начальника штаба; Йодль с готовностью согласился с этим после его ссоры с фон Трота, так что последнего я также приказал
Мы поехали в наш новый оперативный штаб в Доббин, поместье известного голландского нефтяного магната Детердинга (который умер в 1939 г.).
Когда мы прибыли, то встретили Гиммлера; он планировал выехать оттуда со своим штабом рано утром на следующий день, так что предоставленные нам спальные комнаты были тесными и переполненными. Но, по крайней мере, у нас снова была радиосвязь, и мы тут же установили радиостанцию, которая почти сразу начала передавать нам радиограммы. Я получил от фюрера сообщение с его подписью; оно содержало пять вопросов.
1. Где передовые части Венка?
2. Когда они возобновят свое наступление?
3. Где находится 9-я армия?
4. Где 9-я армия будет прорываться?
5. Где передовые части Хольсте? [7]
За ужином я обсудил с Йодлем наш ответ и сам написал первый набросок. Только после продолжительных обсуждений мы передали наш ответ на радиопост для отправки в течение ночи.
Я был откровенно прямолинеен и не пытался приукрашивать всю серьезность сложившейся ситуации и то, что уже невозможно освободить Берлин. Южный фланг группы армий «Висла» слишком далеко развернулся на запад в результате их отступления, поэтому танковый корпус Штайнера был вынужден прекратить свое наступление и прикрывать южный фланг этого корпуса совместно с корпусом Хольсте к северо-западу от Берлина; в противном случае их бы атаковали с тыла или вообще отрезали. Все, что мы знали о 9-й армии, это то, что около десяти тысяч человек без какой-либо крупнокалиберной артиллерии пробились через леса и объединились с восточным флангом 12-й армии. Они не стали особым подкреплением для генерала Венка, поскольку его наступление безнадежно увязло среди озер прямо на юге от Потсдама. В конце радиограммы я написал: «Освобождение Берлина и возобновление доступа к нему с запада невозможно. Предлагаю прорыв через Потсдам к Венку, или, в качестве альтернативы, фюрер должен вылететь на юг. Ожидаю решения».
7
Здесь приводится точный текст этой радиограммы взамен воспроизведенной по памяти версии Кейтеля, которая немного отличается. (Примеч. ред.)
Ближе к полуночи в Доббин прибыл фельдмаршал фон Грейм, новый главнокомандующий германскими военно-воздушными силами, его правая лодыжка была сильно перевязана; он вылетел из Берлина со своим старшим пилотом Ханной Райч 28-го числа и благополучно приземлился в Рехлине; оттуда он выехал прямо ко мне, чтобы сообщить о произошедших в рейхсканцелярии событиях. Он рассказал мне об отставке Геринга и ее причине — которые я описывал ранее — и добавил, что ситуация в Берлине очень серьезная, хотя фюрер уверен и невозмутим. Он сказал, что у него с ним был долгий разговор, но, несмотря на их старую дружбу, было невозможно убедить его покинуть Берлин. Грейм добавил, что ему поручили связаться и обсудить со мной сложившуюся обстановку. Он должен будет вылететь в Берхтесгаден 30-го числа и там принять командование военно-воздушными силами.
30 апреля мы оставались в Доббине. Ответ от Гитлера так и не последовал; получение моей радиограммы было дословно подтверждено нашему радиопосту, так что в рейхсканцелярии она была принята правильно и передана фюреру. Растолковать отсутствие какого-либо ответа на мое последнее предложение я мог только как отказ.
В четыре часа утра 1 мая мы выехали из Доббина. Я принял горячую ванну и смог поспать на кровати с чистым белым бельем несколько часов. Днем раньше управляющий поместьем эвакуировал все имущество, оставив поместье на одного из дворецких: современная вилла, на которой мы жили, находилась рядом со старым замком — который был переоборудован под бараки для иностранных рабочих, — управлявшимся женой трактирщика даже после нашего отъезда; каждый вечер она раздавала по нескольку бутылок вина, но, я полагаю, русские позднее все равно выпили весь погреб.
Я провел военное совещание в десять часов в казармах в Висмаре, где уже с 29-го числа разместилась действующая рабочая группа, включавшая в себя и военное министерство, и ОКВ. Позднее, во всем этом беспорядке, я принял генерал-полковника Штудента; он прилетел в полдень на самолете. Я проинформировал его о сложившейся обстановке и перешел к стоящим теперь перед ним задачам, подчеркнув важность сохранить порты на Балтике открытыми для наших судов с беженцами и войсками, текшими из Восточной Пруссии. В заключение Йодль обсудил с ним приказы, которые необходимо издать в первую очередь, и то, как он видел их новые многообразные задачи.