Гитлер
Шрифт:
Гитлер старательно готовился к выступлению в рейхстаге. Со всех сторон неслись предостережения, в первую очередь из министерства иностранных дел, где «засели одни трусы, неспособные к дерзким решениям». Фюрера больше всего тревожила возможная реакция французской стороны. Вот почему он включил в свою речь предложение о создании двух демилитаризованных зон по обе стороны от Рейна.
Речь была готова в пятницу («Она превосходна, – пишет Геббельс, – отмечена классической логикой. Произведет глубокое впечатление»), тогда же был поставлен в известность кабинет. Потрясение было всеобщим, но противоречить фюреру не осмелился никто. «Отступать поздно. Успех – в неожиданности».
На следующий день немецких журналистов перебросили – не сообщая цели путешествия – в Рейнскую область. Гитлер выступил с речью перед депутатами рейхстага, которых «забыли» ввести в курс дела, хотя накануне они побывали в гостях у Геринга, на
Немецкие войска получили приказ при малейшей активности со стороны Франции вести оборонительные бои и держать линию Рер-Рейн – Черный Лес. Французское правительство, получавшее информацию сразу по нескольким каналам, могло быть почти уверено, что Гитлер попытается захватить эту территорию, однако до вечера 6 марта оно не имело точных сведений о начале операции и планах ее проведения. Существует несколько причин, объясняющих, почему оно ничем не ответило на предпринятый Гитлером шаг, и многие историки посвятили их анализу отдельные исследования. Мы же здесь лишь напомним, что самым серьезным следствием подобного бездействия стала утрата доверия к Франции со стороны ее друзей и союзников в Чехословакии, Югославии и Румынии. Кто теперь мог помешать Германии распространить свое влияние к юго-востоку Европы? Геринг, как уже упоминалось, проявлял большой интерес к этому региону и даже воспользовался свадебным путешествием со своей новой женой, актрисой Эммой Зоннеман, чтобы возобновить полезные связи и контакты. Хуже того, неизмеримо вырос престиж Гитлера – не только в глазах немцев (среди которых понемногу начали раздаваться и недовольные голоса), но и в глазах авторитарных или диктаторских режимов Польши и Венгрии, а также в глазах движений, родственных нацизму, в Великобритании, Бельгии и даже в самой Франции, не говоря уже об австрийских национал-социалистах.
Муссолини вначале реагировал на случившееся довольно кисло, поскольку обещание Германии снова вступить в Лигу Наций подрывало его собственную игру, основанную на угрозе выхода из этой международной организации в случае применения санкций по поводу Эфиопии. Несмотря на обещания не присоединяться к возможным санкциям против Германии, сделанные 22 февраля и 9 марта, Италия поддержала решение Женевы, принятое 19 марта. Из Берлина раздались голоса протеста, и Муссолини приказал своему министру иностранных дел затаиться в молчании. В мае, после завоевания и аннексии Эфиопии, дуче снова пошел на сближение с Германией. Итальянские дипломаты, пользовавшиеся высокой репутацией в демократических странах, так же как римский представитель в Лиге наций, были отозваны. В июне Муссолини назначил на пост министра иностранных дел своего зятя графа Чано.
11 июля Германия заключила договор о признании суверенитета с Австрией. Путь к достижению согласия между Италией и Третьим рейхом был открыт. Германия и Австрия взяли на себя обязательство избегать вмешательства во внутренние дела друг друга, однако Вене волей-неволей приходилось помнить о том, что Австрия – как и было записано в конституции страны – является «немецким государством». После подписания договора на свободу вышли многие нацисты, партия которых возобновила свою деятельность. Это был первый шаг к превращению Австрии в сателлита Германии; сам аншлюс уже представлялся неизбежным, вопрос заключался лишь в сроках.
Наиболее существенным следствием всего «рейнского дела» был, вне сомнения, тот эффект, который оно произвело на самого Гитлера: успех предприятия внушил ему уверенность в правоте собственной миссии. 14 марта, то есть неделю спустя, он произнес ставшие знаменитыми слова: «Я продвигаюсь по пути, указанному мне Провидением, с уверенностью лунатика». В июле фюрер снова заговорил о своем даре ясновидения и о своих пророческих снах. В сентября, на съезде в Нюрнберге, он упоминал о мистических связях, скреплявших его с немецким народом: «Это чудо нашего времени, что вы меня нашли, выбрали из миллионов и миллионов других
Еще одним подтверждением того, что Гитлер в этот период осознал величие своей миссии, служит принятие на том же съезде, в сентябре 1936 года, Четырехлетнего плана, основные цели которого были вполне осуществимы. Летом в Берлине с огромным успехом прошли Олимпийские игры, и Лени Рифеншталь (автор снятого в 1934 году фильма о Нюрнбергском съезде, озаглавленного «Триумф воли») представила публике свою бесспорно талантливую ленту об этом спортивном празднике. Восторженные отзывы и похвалы лились рекой. Судя по всему, 1936 год стал поворотным моментом в мироощущении Гитлера, окончательно впавшего в гигантоманию.
7 марта, выступая в рейхстаге, он впервые заговорил перед широкой аудиторией о проблеме колоний. С одной стороны, это был тактический ход, направленный на ускорение хода переговоров с Англией, с другой – уступка «империалистам Вильгельмовой эпохи» (во всяком случае, именно такова трактовка большинства историков). С определенностью можно утверждать только одно: начиная с этого времени при каждом очередном кризисе непременно всплывала тема колониальных завоеваний.
1936-й стал также годом возникновения нового очага международной напряженности, которым Гитлер воспользовался для продвижения собственных пешек на мировой шахматной доске. К Германии с просьбой о помощи обратился генерал Франко (возглавивший мятеж против республиканцев), желавший получить самолеты для доставки войск из Африки в метрополию. Прибывшие в Берлин два его представителя обратились в министерство иностранных дел, но не нашли там отклика – немцы не торопились вмешиваться в дела Испании. Ни гауляйтер Боле, ни его шеф Рудольф Гесс не могли взять на себя смелость принятия решения. Тогда эмиссары отправились в Байройт, где в то время находился Гитлер, почтивший своим присутствием премьеру оперы Вагнера. Около десяти часов вечера он принял испанских посланцев. Благодаря дипломатическим каналам фюрер представлял себе трудности, с которыми столкнулись мятежники в Испании. Он произнес длинный монолог, в котором похвалил доблесть Испании, никогда не воевавшей с Германией, а теперь оказавшейся перед угрозой коммунизма. Следовательно, сделал он вывод, необходимо поддержать националистов. Затем фюрер вызвал к себе Геринга и Бломберга, также находившихся в Байройте. При встрече присутствовал и некий капитан Купет, а вот адмирала Канариса, возглавлявшего службу разведки рейха, на ней было, хотя долгое время историки считали, что он тоже присутствовал, поскольку именно он поддерживал связи с Испанским военным союзом.
Геринг поначалу воспротивился посылке самолетов Франко. Еще год назад он начал вести переговоры с законным испанским правительством по поводу создания системы взаимообменов – оружие на сырьевые ресурсы. Но он быстро сменил свою точку зрения, особенно когда эмиссары нарисовали перед ним радужную картину будущих перспектив сотрудничества с Франко. В конце концов Гитлер поручил ему организовать отправку самолетов мятежникам. На следующий день министр авиации вызвал в Байройт своего секретаря Мильха, и в Севилью направились 20 «Юнкерсов-52» (именно на таких летал фюрер) и, в качестве сопровождения, шесть истребителей «Хейнкель-51»; на всем пути следования за их движением следили с моря, с кораблей, оборудованных противовоздушными пушками. Для маскировки будущих обменных операций в Испании была создана Испано-марокканская транспортная компания, а в Берлине – компания РОВАК.
Принимая решение оказать помощь Франко, Гитлер вовсе не надеялся на быструю победу мятежников. Он хотел помешать блоку Народного фронта от Франции до Африки. Первая часть составленного им Четырехлетнего плана отражала то же самое маниакальное стремление противостоять большевизму.
Наступила осень, но до конца года в области немецкой внешней политики должно было произойти еще много событий. Помощь франкистской Испании была только первым шагом; следовало объединить между собой все страны, враждебно настроенные к большевизму, и создать антикоминтерновский пакт с участием Японии. Первая инициатива в этом направлении была предпринята фюрером еще в 1933 году, когда он выразил готовность признать Маньчжоу-Го (марионеточное государство, созданное Японией в 1931 году после стычки под Мукденом; в 1932 году Лига Наций сурово осудила Японию). Однако тогда он столкнулся с выраженным недовольством министерства иностранных дел, традиционно сочувствовавшего Китаю, а также с противостоянием рейхсвера и представителей экономических кругов. Нойрат, Бломберг, Шахт, Крупп фон Болен и даже Геринг – то есть все те, кто имел отношение к поставкам оружия и был заинтересован в сохранении хороших отношений с Китаем, воспротивились резкой смене политики на Дальнем Востоке.