Гиви и Шендерович
Шрифт:
Капитан неохотно ослабил захват. Шендерович упал на стул и бурно задышал.
— Рядом с вами, — наконец выговорил он — те бандиты просто отдыхают.
— Мало тебе врезали, гад, — отозвался капитан, оправляя манжеты. — Так где вы ее видели?
— В музее, вот где — пояснила Варвара Тимофеевна, — в этом их… краеведческом…
— Где-где? — ошеломленно переспросил Гиви.
Алка и музей в его голове как-то
Но Шендерович и капитан мерно кивали головами — капитан веря в глубокую Алкину интеллигентность, а Шендерович — в не менее глубокую Алкину же непредсказуемость.
— Что вы подразумеваете под краеведческим музеем, душечка? — любезно спросил капитан, приведя, наконец, манжеты в симметричное состояние, — тут их как собак нерезанных.
— Который же это был? — поджала губы Варвара Тимофеевна, — У парка, что ли… Гюль-ханым, что ли? Уж и не помню. Столько всего тут в этом Стамбуле… И бутики дешевые… И базар у них, Юрочка, хороший, багатый базар… Синенькие, перчик… Скумбрия свежая и то есть, представляете? В Одессе ее днем с огнем не сыщещь.
— Не отвлекайтесь — напомнил Шендерович.
Варвара Тимофеевна села за столик, положив на скатерть аккуратные пухлые локти с ямочками.
— Чайку бы, — сказала она, завладев всеобщим вниманием.
Капитан, вновь выпростав мускулистое запястье из манжета щелкнул пальцами, привлекая внимание официантки.
— Один чай, — коротко сказал он, и, оглядев угрюмого Шендеровича и печального Гиви, бросил, сжалившись, — и два пива… три пива!
— Да ты садись, золотко, — пригласила Варвара Тимофеевна, видимо, вписавшись в роль хозяйки салона, — садись, Яни… Или не Яни… Все равно, садись.
Официантка бесшумно расставила высокие, холодно блестящие стаканы, но Шендерович, зубами сорвав крышку, уже припал к горлышку бутылки.
— Так в каком, мамочка? — оторвавшись от пива, спросил Шендерович.
— Не так сразу, — задумалась Варвара Тимофеевна, — сейчас, погоди, Мишенька… Где ковры? Нет… Ох, скажу я вам, и ковры… Нет, это тот, где гроб стоит…
— Какой конкретно гроб? — напирал Шендерович.
— Ну, сракофаг этот… царя Александра… Они еще врут, что он рогатый был… Не знаю, на крышке ничего такого не нарисовано…
— Искандер Двурогий, — на всякий случай пояснил капитан, — ну, Александр Македонский. Саркофаг его тут, в Стамбуле… Нашли при раскопках в Сидоне. И что характерно, пустой.
— Он же, вроде, в Индии умер, — удивился Шендерович. — Я у Ивана Ефремова читал.
— Кто его знает, где он там умер, — неопределенно отозвался капитан, — А вот где вы Аллу Сергеевну видели? Там?
— Там, вроде, — вновь задумалась Варвара Тимофеевна, — или не там…
— Надел черную корону, отшибающую память, расстроился и умер… — гнул свое Шендерович.
— Еще пива, — вновь щелкнул пальцами капитан.
— А вам, мамочка? — озаботился Шендерович.
— А мне вина… полусладкого… красненького…
— И вина… — согласился капитан.
— У нас деньги отобрали, — на всякий случай напомнил Гиви.
— А! — отмахнулся капитан, — за счет пароходства!
— Тогда коньяку, — Шендерович привольно раскинулся на стуле.
— Коньяку, — покорно сказал капитан.
Гиви любовался врожденной наглостью Шендеровича.
— Точно! — воскликнула, наконец, Варвара Тимофеевна, — там! Еще мне рукой помахала.
Она смущенно повела плечиком.
— И была она, уж извините, Юрочка, не одна…
— Как не одна? — напрягся капитан, — вы ж говорили…
— Я говорила, что без этих вот, — пояснила Варвара Тимофеевна. — А с ней человек был. Держал ее под ручку. Вежливо так…
Капитан помрачнел.
— Ну ладно, — сказал он сквозь зубы, глядя на Шендеровича с непонятной укоризной, — все ясно.
И начал выбираться из-за столика.
— Погодите-погодите, — забеспокоился Шендерович, — что вам ясно? А как же с нами? А мы?
Капитан вновь выпростал запястье из-под манжеты и демонстративно взглянул на часы.
— Что — вы? — очень вежливо спросил он.
— Нас обокрали! — завопил Шендерович, тоже вскакивая из-за стола. — Избили!!! Вот, они, доказательства — на лицо! Вот!
Он сгоряча тыкнул пальцем в фонарь под глазом и болезненно застонал.
— Обокрали, так обращайтесь в полицию, — отрезал капитан, — Я-то тут причем? Господи, да за что ж мне это? Что ни рейс, то полные лохи…
И он, гордо расправив плечи, направился к выходу из салона. Шендерович припустил, было, за ним, но передумал и, горько махнув рукой, плюхнулся обратно за столик.
— Полный аллес, — уныло сказал он. — Алка, гадюка… Это ж он из-за нее озверел! Ну о чем она думала, лисица эта японская? Променять такого капитана на какого-то турка. К утру вернется, убью ее, моллюску голоногую. А вот нам что делать? Что делать, друг Гиви?
Он щедро плеснул в бокал из-под пива остатки коньяка.
— Миша, — робко сказал Гиви, — я кушать хочу.
— А хрен тебе, — злорадно отозвался Шендерович. — Денежек-то нет! Тю-тю денежки!
— Так я его накормлю, Мишенька, — успокоила Варвара Тимофеевна, — сейчас накормлю. Валечка! Солнышко! Что у тебя там есть на ночь глядя?
— Ничего нет, — мрачно сказала девушка в белой наколке, брезгливо оглядывая Гиви.
— Ну тогда яишенку им сделай. С помидорчиками. Буженинки там нарежь… Уж ты постарайся, золотко.
Девушка, не говоря ни слова, развернулась, нахально вильнув перед носом у Гиви коротким подолом, и направилась в подсобку.
— А ты пока тоже выпей, Яни. Или как там тебя?
— Изначально он — Гиви, — признался Шендерович.
Варвара Тимофеевна прикрыла рот ладошкой и в ужасе посмотрела на Шендеровича.