Гладиатор
Шрифт:
Подойдя к витрине-прилавку кафе, Иван, стоя спиной к залу, снял фуражку, не спеша достал из кармана пистолет и аккуратно поместил его внутрь фуражки. Бросив на стойку пятирублевую монетку из числа только что полученных от толстяка, Иван буркнул продавщице: "Сдачи не надо", чтобы не терять времени, взял стаканчик кофе и повернулся к залу лицом... Его появления в помещении вокзала, так сказать, "с открытым забралом" с этой стороны никто не ожидал он находился далеко от основного прохода, в "застойной" зоне. И действительно, на тот момент Ивана еще никто не заметил.
С пистолетом, прикрытым фуражкой, и стаканчиком кофе он двинулся к ближнему столику, где два парня спортивного вида беседовали за бутылкой водки. Уже по пути Иван услышал, как один из них говорил другому:
–
Содержание сказанной парнем фразы, прозвучавшее знакомое имя - все это сразу насторожило его. А когда он поставил свой кофе на столик и оба парня одновременно повернули к нему головы, настал момент полной ясности: в их глазах отразилось такое удивление, что истолковать его можно было только в определенном смысле - оба они, конечно же, узнали Ивана... Поэтому он без всякой паузы произнес:
– Стреляю при первом движении. Ваши животы у меня на стволе. Успею убить обоих прежде, чем вы пошевелитесь. Вы все поняли?
Парни одновременно кивнули, глядя на правую руку Ивана, которую он держал под столешницей. Они загораживали Ивану большую часть зала, и он не видел, что там творится, но старался фиксировать изменения обстановки с помощью слуха...
– Теперь давайте знакомиться. Сначала ты, - кивнул Иван на парня слева от себя.
– Двумя пальцами, очень осторожно, достаешь пистолет и кладешь его на столик.
Парень, растопырив пальцы, залез себе за пояс и достал пистолет, держа его, как было приказано, указательным и большим пальцами. Он положил пистолет на столик и средним пальцем осторожно придвинул его к Ивану. Иван левой рукой взял пистолет и сунул его в карман.
– Теперь ты, - обратился он ко второму "охотнику", - делаешь то же самое.
Второй парень тоже растопырил пальцы и сунул их за пазуху своего легкого летнего пиджака. Он уже вытащил пистолет с видимым намерением положить его на стол, но... то ли от волнения, то ли с умыслом парень выронил пистолет из задрожавших пальцев, и тот упал на мраморный пол с характерным металлическим стуком... Неизвестно, на что он рассчитывал, если сделал это умышленно. Может быть, надеялся, что Иван сунется поднимать упавшее оружие или заставит это сделать его самого? И, таким образом, он получит хоть какой-то шанс, хоть минимальную возможность для атаки? Но Иван просчитал такой вариант еще до того, как произнес первую фразу, и заранее принял решение, что он будет делать в этом случае. Звук от удара упавшего пистолета о мраморный пол однозначно послужит сигналом для всех остальных "охотников", сколько бы их ни находилось в этом зале. Решение Ивана было очень невыгодным для парня, уронившего пистолет, как, впрочем, и для его спутника, уже расставшегося с пистолетом...
Иван, не медля ни секунды, выстрелил два раза, попав одному киллеру в живот, а другому - чуть пониже живота, и бросился на пол вслед за их рухнувшими телами, стремясь упасть так, чтобы опрокинувшийся столик и тела парней загородили его от выстрелов со стороны зала. В том, что выстрелы сейчас же последуют, Иван был абсолютно уверен. Не знал он лишь одного: сколько человек будет по нему стрелять... Можно было предполагать наличие в зале от двух до пяти стрелков.
Едва он коснулся пола, как сразу из трех точек зала загремели выстрелы... Шестой, стоявший на широко расставленных ногах прямо посреди очереди в кассу, стрелял, держа пистолет обеими руками и вытянув их далеко перед собой. Он успел сделать три выстрела, но, поскольку цели не видел, попал два раза в крышку столика и один раз в плечо раненного Иваном Второго... Десятый, оттолкнув от себя осточертевший ему за день книжный лоток, произвел два выстрела - как и Шестой, с вытянутых рук. Но он тоже не видел Ивана за лежащими на полу телами и потому оба раза попал в спину Третьему, добив его окончательно... Больше всего шума наделал Седьмой. Выхватив из лежащего у него на коленях саквояжа автомат, он вскочил и с нечленораздельными криками начал поливать очередями всех лежащих на полу в кафе, надеясь, что ему удастся всадить хотя бы одну пулю в Ивана. И своей цели он достиг. Как ни прикрывался Иван телом Второго от автоматных выстрелов, пули рикошетили от мраморного пола, и две из них все-таки попали ему в ногу и в бедро... Седьмому, может быть, даже и удалось бы прикончить Ивана, позиция которого была весьма невыгодной, но он отвлекся от него ради Девятого. Тот при первых же выстрелах проснулся, но по-прежнему сидел в кресле. Седьмой не мог упустить такого момента и, чуть изменив вектор стрельбы, срезал Девятому короткой очередью полголовы...
Иван уже держал в обеих руках по пистолету и готов был начать ответный огонь, но неожиданно выстрелы в его сторону прекратились, хотя стрельба в зале и продолжалась... Оттолкнув от себя изрешеченное пулями тело Второго, Иван смог увидеть любопытную картину: неподалеку от него оседал на пол парень с автоматом в руках; у продавца книжного лотка безжизненно повисла правая рука, и он пытался поднять с пола пистолет левой; около касс один из пассажиров очень технично проведенным приемом ломал руку, держащую пистолет, еще одному "охотнику". И все это происходило, как на сцене в театре - среди неподвижных декораций и на виду у затаившего дыхание зрительного зала. Среагировать успели лишь профессионалы, остальные пассажиры только рты пораскрывали: кто для крика, кто от удивления... Впрочем, Седьмой зацепил несколько человек из числа пассажиров автоматной очередью.
Зато через мгновение все пришло в движение и начался самый настоящий сумасшедший бразильский карнавал в его российском варианте. Не только русский бунт может быть, по выражению великого русского поэта и писателя, бессмысленным и беспощадным - не менее бессмысленна и беспощадна русская паника!
Весь Казанский вокзал просто взорвался коллективным воплем. В кассовом зале средняя сила его достигала того предела, который с трудом может выдержать человеческое ухо. Отдельные женские визги доходили уже до уровня ультразвука... В какой-то момент от срикошетивших пуль, а может быть, и от резонансных колебаний, вызванных диким ором пассажиров, лопнули и обвалились дождем осколков стекла в двух кассах, увеличивая и без того запредельную панику.
Подальше от кассового зала крики звучали слабее, но и там вопили так, что услышать самого себя было трудно.
На улице слышались только отдельные вопли, но беспорядочный шум возникал то там то тут, волнами прокатываясь вокруг вокзала.
Первой двигательной реакцией людей, находившихся в кассовом зале, было бежать прочь, наружу, туда, где не стреляют. Хотя стрелять уже давно перестали, на это никто не обратил внимания, руководствуясь элементарной логикой: раз только что стреляли, значит, сейчас могут опять начать!
У тех, что сами были вне кассового зала, но предполагали, что их близкие находятся внутри него, реакция была иной - бежать к своим, чтобы спасать их. Казалось бы, как и кого они могли спасти? Но люди об этом обычно не задумываются...
В результате одна толпа ринулась из кассового зала, а другая - в зал. В узких местах проходов они столкнулись между собой. Барьерчики, поставленные никитинскими оперативниками, были отброшены. Но движение застопорилось, и встречные потоки начали выдавливать друг друга в свободное пространство, поскольку ни те ни другие не могли достичь своей цели. Оперативники, которые после первых выстрелов успели выскочить из облюбованных ими закоулков и попасть в эпицентр ситуации, могли продолжать активные действия. Остальные оказались плотно придавлены напирающими массами пассажиров к тем самым стенам, которые они весь день "ремонтировали".
Люди с улицы тоже ломанулись внутрь вокзала, окончательно заперев своими телами все входы и выходы... Четвертый, мотавшийся все время по перрону, одним из первых устремился внутрь и опять же одним из первых столкнулся со встречным движением. Троих или четверых ему удалось отшвырнуть со своего пути, но потом народ повалил сплошным потоком и затолкал его в какой-то небольшой промежуточный зальчик. Там он оказался сжат телами настолько плотно, что не мог пошевелить руками. Попробовал было брыкаться, но прижатый к нему толстый украинский дядька так врезал ему лбом в висок, что он на время потерял сознание и предпочел больше не рыпаться.