Гладиаторы «Спартака»
Шрифт:
— Не может быть!.. Неужели тогда соперничество «Спартака» и «Динамо» зашло так далеко, что динамовские болельщики, мои тогдашние коллеги, сшили белыми нитками «дело братьев Старостиных», чтобы ослабить «Спартак»?
— Болельщик болельщику рознь. Если страстный болельщик, сам в юности, кстати, хавбек, — это сам Лаврентий Палыч Берия, то все может быть.
— Значит, оттуда ниточка... Я, конечно, слышал, но не верил.
— Поднимите дело по реабилитации, это в Генпрокуратуре, посмотрите надзорное производство, да вы же из КГБ?
— Из ФСБ...
— Ну, извините, я в том смысле, что вы же там и само дело поднять можете... Вам сразу станет видно. Про ваш интерес к этому делу не спрашиваю. Меня Кардашов заверил, что это расследование в интересах истины и «Спартака». Так что готов всемерно помочь.
— Значит, Берия?
— Да, он ведь был почетным председателем общества «Динамо». А «Спартак» все чаще у «Динамо» выигрывал. Унижения Лаврентий Палыч потерпеть не мог.
— Кого еще тогда арестовали?
— Я уж всех и не знаю. Да вы с Галиной Федоровной Весновской, начальником Управления по реабилитации жертв политических репрессий в Генпрокуратуре поговорите, обаятельнейшая женщина, к тому же красавица.
— Прокурор — красавица?
— А что? Работа у них строгая. Но женщины в прокуратуре очень милые и обаятельные. А Весновская к тому же двухзвездный генерал и само обаяние.
Петр Семенович Зрелов оказался прав. Галина Федоровна приняла очень приветливо, улыбалась хотя и устало, но кокетливо, была и мила и внимательна.
К сожалению, в папке надзорного производства оказалось всего несколько страниц.
В папке каждого фигуранта «дела братьев Старостиных» было одно и то же: «Заключение в отношении такого-то, такого-то года рождения, тренера, спортсмена, массажиста и т.д. Арестован в таком-то месяце 1942 года как участник преступной группы, действовавшей...» и так далее.
Приговорен... И далее разные сроки заключения в лагере.
А в конце везде одна фраза: «Доказательств совершения инкриминируемых ему преступлений в деле не имеется».
В некоторых случаях была такая красноречивая запись: «Основанием к осуждению являлись агентурные данные. Обвинение не предъявлялось, свидетели не допрошены, сам он на единственном допросе категорически отрицал какую бы то ни было преступную деятельность».
Или еще короче: «Арестован... Осужден...» Никаких доказательств «вины» в «деле» нет.
— Ну, как вам? — спросила, печально улыбаясь, Весновская.
— Ужас! Я, естественно, знал о нарушениях социалистической законности в те годы... Но специально историей не занимался. Кошмар, стыдно за моих старших товарищей. С другой стороны, не знаю, кого больше судить: тех, кто отдавал приказы, или тех, кто их выполнял... Меня в этом деле интересует одна судьба, один, возможно, эпизод...
— Мне Михал Борисыч Кардашов звонил. Я готова вам всячески помочь. Только вы и сами видите — надзорное производство скупо на информацию для историка. Это вам придется у себя «дело братьев Старостиных» поднимать.
«Дело» состояло из внушительного количества томов.
Ильин удивился: обвинения составили несколько томов, а реабилитация выражена одной фразой: «Никаких доказательств вины в деле нет»...
Арестованы были братья Николай, Андрей, Александр и Петр. Кроме них мужья сестер — Петр Попов и Павел Тикстон, близкие друзья, спартаковцы Евгений Архангельский и Станислав Леут. Александра Старостина привезли на Лубянку чуть позднее остальных, — он служил в армии в чине майора, потребовалось время на «доставку».
Ильин листал и листал пыльные тома, состоявшие из порыжелых от времени листков низкокачественной бумаги, на которой бледным шрифтом (почему-то, как правило, на фиолетовой машинной ленте) были отпечатаны документы доставки, дознания, следствия, осуждения...
Вчитался наугад в одну из страниц допроса:
"— Старостин Николай Петрович?
— Да.
— Вы знаете, почему здесь находитесь?
— Не знаю.
— Как вы думаете об этом?
— Не могу себе представить.
— И все-таки?
— Не знаю.
— И все-таки?
— Я не могу понять главное — причину ареста. Считаю, тут какое-то недоразумение.
— Разве вы не знаете, что сюда по недоразумению никто не попадает?
— Но ведь бывают же исключения?
— Вы путаете: для врагов народа бывают не исключения, а исключительная мера..."
Ильин искал в материалах «дела» фамилию Феклистова. Встретил начальника следственного отдела полковника Есаулова, следователей, их имена фиксировались в протоколах допросов. Имя Сидора Ивановича Феклистова пока в «деле» не встречалось. Чаще всего встречалось имя следователя Россыпинского... Ильин наморщил лоб... Кается, после смерти Сталина, когда был репрессирован Феклистов, был и приговорен к «высшей мере» за фабрикацию ложных политических дел следователь Россыпинский. Но почему-то в архиве дела об осуждении следователей он не нашел. И, решив заняться поиском его позднее, углубился опять в изучение «дела братьев Старостиных».
На всякий случай поднял материалы тюремной больницы на Лубянке. Встретил там имя Николая Старостина. Диагноз — фурункулез, нарушения вестибулярного аппарата, недосыпание. Бессонница? Вспомнил рассказы старых чекистов, что в 20-50-е годы была такая практика: не давать спать заключенным, чтобы начинали «сотрудничать со следствием». Так что, скорее всего, жаловался тюремному лекарю Николай Старостин не на бессонницу, а как раз наоборот — на изматывающую практику допросов и содержания в камере, когда следователи и контролеры просто не давали спать.
В допросах, желтых страницах их протоколов все чаще мелькают требования следователей: «Подпишите добровольное признание».
Следователь: «Не упорствуйте». Старостин: «Упорство в игре — фамильная черта футболистов Старостиных».
Старостиных обвиняют еще и в «связях» с арестованным секретарем ЦК комсомола Косаревым, уже расстрелянным к тому времени...
Следователь: «Какие задания вы получали от врага народа Косарева?»
Старостин: «Обыгрывать басков, выиграть первенство Союза, побеждать на международных соревнованиях».