Глагол «инженер»
Шрифт:
Славка вдруг затрясся от хохота, упал на стул и продолжал смеяться в течение десяти минут. Я засек по часам. Потом он погрозил мне кулаком.
— Не твое дело! — сказал он.
Кутырьма
Несколько дней я убил на дурацкое поручение Сметанина. Я стал подъезжать к Зое Давыдовне, которая сидела в «конторе», как мы ее называли, за пишущей машинкой. Зое Давыдовне было лет двадцать восемь. Она была маленькой, круглой и симпатичной. Пишущая машинка была марки «Оптима».
Сначала я заходил просто так. Потолковать о погоде. А потом напросился перепечатать три странички отчета, который я готовил заказчикам. Постановка задачи и метод решения.
Я печатал медленно, одним пальцем, а Зоя подшивала бумаги, регистрировала письма и заполняла какие-то бланки. Краем глаза я следил за бумагами.
Медленно, но неуклонно между нами завязывалась беседа.
— Скоро кончим уже… — вздохнул я.
— Да… — охотно вздохнула Зоя. — И не говорите! Каждый год студенты уходят. Не успеешь привыкнуть, а их уже нет.
Я вздохнул в квадрате, если можно так выразиться.
— И главное, неизвестно куда попадешь, — сказал я.
Зоя не отреагировала на мой намек.
— Если бы не семья, было бы все равно… — продолжал я.
— Петя, вы женаты? — изумилась Зоя.
— Уже четвертый год, — мрачно подтвердил я.
— И дети есть?
— Угу.
— Ну, тогда вам бояться нечего. Вы на распределении пойдете в первую очередь.
— Хотелось бы знать, куда.
— Да я сейчас не помню… — рассеянно сказала Зоя. — Места все хорошие.
— А можно посмотреть? — спросил я.
— Вообще-то, пока нельзя… — неуверенно сказала Зоя.
Ее неуверенность придала мне сил. Я почувствовал, что нужно сменить тему и подождать, пока плод сам упадет в руки.
— У вас всегда потрясающая прическа, — сказал я примитивно и нагло.
— Да? — сказала Зоя, заливаясь румянцем. Она несколько заволновалась, встала с места и подошла к зеркалу. Прическа, и вправду, была в порядке.
— Как вы этого добиваетесь? Скажите, я научу жену.
— У меня есть фен, — скромно сказала Зоя.
— Приятно, когда женщина так за собой следит, — сказал я, чувствуя непереносимый стыд. Но странное дело — Зое все это нравилось!
— Скажете тоже, Петя… — возразила она смущенно.
— Все, я кончил. Спасибо! — твердо сказал я, вынимая листок из машинки. Это был гениальный ход с моей стороны. Я его не продумывал, он пришел по наитию. По лицу Зои я понял, что ей не хочется прерывать столь удачно начавшийся разговор.
— Так вас действительно интересуют места? — спросила она.
— Ну, не так, чтобы очень… — начал ломаться я.
— Можете посмотреть, — сказала она, доставая из шкафа папку с надписью «Распределение».
— Зоинька, вы добрая фея! — воскликнул я как можно более натурально. В глубине души я чувствовал себя Сметаниным.
Мы уселись рядышком и принялись изучать заявки. Я выписывал места распределения на листок. Зоя комментировала, если место было ей знакомо. Для ленинградцев я выписал пару известных НИИ, штук семь почтовых ящиков, пяток заводов. На оборотной стороне листа я стал выписывать другие города. Новосибирск, Тула, Саратов, Рязань…
— Петя, вас же в другой город не пошлют. Ленинградцев мы распределяем в Ленинграде, — сказала Зоя.
— Мало ли что, — уклончиво сказал я. — Возможно, меня позовет романтика.
И я продолжал писать: Новгород, Углич, Кутырьма…
— Что это за Кутырьма? — спросил я.
— Понятия не имею. Кутырьма у нас впервые, — сказала Зоя. — Вот Новгород знаю. Там большое КБ акустических приборов.
На отдельном листке в папке «Распределение» был список нашей группы. Мы были расставлены по среднему баллу. Первым стоял Крылов со средним баллом 5,000. Это выглядело вызывающе. Я помещался где-то в первой трети. Мой балл был 4,587. Сметанин замыкал список. Против его фамилии значилось 3,075. Это был самый краткий и выразительный итог нашего пребывания в вузе.
После этой акции мой авторитет в группе очень вырос. В течение нескольких дней вся группа побывала в нашей комнате. Приводил их Сметанин, который неустанно подчеркивал свою инициативу. Места распределения обсуждались тщательно, в особенности Кутырьма. Кутырьму никто не мог найти на карте. Сметанин полагал, и не без основания, что Кутырьма достанется ему.
— Меня может спасти только одна вещь… — сказал он.
— Какая? — спросила Вика. Разговор был при ней. Крылов тоже сидел в комнате, но делал вид, что распределение и Вика его не касаются.
— Женитьба! — многозначительно сказал Сметанин.
Вика почему-то покраснела. А Сметанин достал записную книжку и долго листал ее, шевеля губами. Потом он захлопнул книжку, решительно запахнулся в свой длинный плащ, намотал шарф на горло и ушел. Вика тоже исчезла. Только она ушла, смылся Крылов. Чемогуров вышел ко мне. Он был чем-то недоволен.
— Ты занимаешься ерундой, — сказал он. — Вот возьми параметры материалов и размеры конструкций. Нужно это сосчитать.
Он протянул мне листок бумаги. Откуда он брал эти цифры, ума не приложу. Я покорно взял листок и принялся писать программу для машины. Машина у нас была на кафедре вычислительной математики. Называлась она «М-222». Я уже договорился, чтобы мне давали машинное время.
Однако история с Кутырьмой на этом не закончилась. Не успел я первый раз выйти на машину, как снова явился Сметанин.
— Петя, ты мне нужен сегодня вечером, — сказал он. — Приходи в общежитие к семи.
— Зачем? — спросил я.
— Ну, я тебя прошу, старик! Очень нужно! — сказал Сметанин, но объяснять ничего не стал.
Я отличаюсь тем, что не умею отказываться. Если меня настойчиво просят, я соглашаюсь, чтобы сэкономить нервы. На самом деле нервы я этим не экономлю, потому что потом ругаю себя за то, что согласился.