Глагол времен
Шрифт:
[1 все же сибирское наше отечество пока не вовсе оскудело зверьем, рыбой, лесом, просторами для пастбищ и полей, еще оставляет достаточный выбор между способами жизни. Все имеем- от невиданной индустрии до живых реликтов бытия предысторических и даже предчеловеческих времен, и все это можно еще наблюдать собственными глазами, не только в музейных витринах, думать, сравнивать, делать выводы.
Что увидим с утеса Сибирской платформы?
Кочевой быт — чум, юрта, яранга… Любопытно, что этот способ жизни, попросту немыслимый без постоянного передвижения, сам-то по себе, по формам своим, можно сказать,
Кочевник помнит больше предков, чем любой из европейских королей. Он поет о Гссер-ханс, о Мапасе- для него персонажи не тысячелетней давности, а вчерашнего дня, и он может ожидать их возвращения завтра, как будто они не умерли, а только откочевали.
Наверное, как-то по-другому ощущает одиночество человек, с которым всегда его род и вся его история.
Обращенный в христианство, ислам или буддизм, кочевник сохраняет стойкую верность шаману, удивляя таким "дикарством" просвещеннейшего городского обывателя.
Здесь имеем крайне занимательный парадокс.
Энергия человеческих существ, понятно, не может не подчиняться всем тем законам, которые природа установила для энергии, в том числе для простейших ее проявлений. И если наиболее физически подвижные из разумных обитателей планеты оказываются наиболее малоподвижными в сфере норм повседневного существования, то оседлые, в особенности городские жители, возмещают свою физическую инертность — расходуют энергию, приводя в движение самое окружающую среду! Неизменность существования становится поэтому немыслимой, растет избыток изменчивости, в наше время уже угрожающий: движение в среде обращается против своего источника. А сам этот источник бешеного, теперь почти взрывчатого движения сидит в мягком кресле и, постанывая, запивает таблетки — лечится от болезней, вызванных его малоподвижностью — гиподинамией.
Изменяя мир вокруг себя, он ежедневно и неконтролируемо испытывает ответное воздействие высокодинамичной среды, которое, волей-неволей, его самого измеряет, причем вовсе не лучшим образом: он беспамятен- редкий горожанин знает отчество прадеда, он слабо верит даже собственным глазам…
Чем выше становится темп создаваемого им существования, тем хаотичнее, суетливее и в общем-то бессмысленнее становится сознание творца этого существования. И правильно: ведь каждый из нас есть тоже часть этой приведенной в хаотическое движение природной среды!
Среда, избыточно заряженная столь мощной энергией, как человеческая, переходит в иное качество, в иное агрегатное состояние, она, образно говоря, "закипает", и мы не знаем, куда девать "пар". Он бессмысленно улетучивается, либо он обжигает: энтропийные процессы тоже активны. Бывают активно вредны.
Природа породила "человека разумного", "человек разумный" породил человека городского, чуждого, пожалуй, даже враждебного природе.
И нечего искать каких-то козлов отпущения, чтобы возложить на них грехи. Проку от этого никакого, выхода это не откроет, спасения не принесет. Спастись можно только избавлением от греха.
Но каков этот грех? В чем же он заключается?
Если процессы, порожденные разумной деятельностью, становятся чем-то хаотичным, стихийным, бессмысленным и ведут к напрасному вырождению драгоценной исходной энергии, если разум оказывается автором той самой энтропии, ради борьбы с которой природа, собственно, и создавала разум — величайшую из всех ее сил, и если он становится помощником собственного смертельного беспощадного врага, то не ясно и, как следует это назвать?
Последствия предательства сказываются па нас неминуемо, поскольку предали-то мы самих себя.
Проповедовать, каяться и самобичеваться — это все, конечно, не вредно, однако и от греха не избавит, и последствий его не отменит.
Надо вглядеться в то, как мы грешим, и сообразить, как перестать грешить.
Вглядевшись, увидим, что хаос возникает на итоговом уровне — как результат столкновения процессов, каждый из которых, взятый в отдельности, является и разумным и целесообразным. Бессмысленны, иррациональны они становятся лишь вместе, в своем сочетании.
Злонамеренности в наших действиях нет. Они едва ли не все направлены на упорядочение чего-то. Беспорядок наступает из-за того, что они рассогласованы, несинхронны, неупорядочены по отношению один к другому.
Мы взаимно дезорганизуем друг друга, а стало быть, и весь мир, значит, дело упирается в необходимость всеобщей организации, оно заключается попросту в том, чтобы навести порядок?. Разумеется.
Тут мы сразу вспоминаем, что ведь уже были попытки всеобщего упорядочивания в планетарном масштабе- и чем они заканчиваются… Наученное горьким опытом человечество, в особенности же наш народ, наверное, долго теперь будет относиться с подозрением Ко всякому революционаризму и утопизму, что имеет достаточно оснований. И само слово "порядок" несколько осквернено: "новый порядок", сталинский "порядок"…
Напомню, что "порядок" звучало no-эллннски Космос. Утопистами же и прочими преобразователями двигал инстинкт, а инстинкт обыкновенно верен, беда его в том, что он слеп. Исходили из своих личных человеческих представлений о порядке, а не из порядка мироздания.
Им для их "порядка" требовалось, например, человека обезличить — сделать всех нас одинаковыми, избавить от беспорядочного разнообразия. Это было бы вправду удобно. На то, кстати, и нацелены все существующие уставы и законы.
Однако ж для чего мы так разнообразны?
Считается: десяти тысяч видов живых существ довольно, чтобы заполнить все на Земле экологические ниши. Но одних только видов насекомых существуют многие миллионы. Для чего?
Космосу нужен каждый, как деталь или клетка его механизма или организма. Разные мы нужны ему, а не одинаковые. Машина, состоящая из одних только колес, никогда никуда не поедет. Нет необходимой клетки — или детали — механизм-организм разлаживается, хромает, болеет… Исчезновение любого из нас для Космоса чувствительно, хотя своей функции в мироздании никто из нас и не знает. Но Космос заботится о восстановлении утраченного. Потому бессмертны типы человеческих темпераментов. Потому стабильны национальные типы. Потому вовсе не пуста идея так называемого "переселения душ": природа стремится повторить, наверное, каждую личность с необходимым набором индивидуальных качеств.