Гламорама

Эллис Брет Истон

— Что он сказал?

— Виктор…

— Отвечай мне, черт побери! Что он сказал?

— Он хотел поговорить, — отвечает она испуганно. — Хотел выпить немного шампанского. Он принес бутылку. Сказал, что хочет поправить отношения с тобой — уж не знаю, что у вас там случилось. Я сказала ему, разумеется: «Нет, спасибо», и…

— Так ты отказалась?

Длинная пауза.

— Выпила полбокала. — Она вздыхает. — Он хотел, чтобы я оставила для тебя. Оно там стоит, в ведерке со льдом.

— И, — перевожу я дух, — что еще?

Меня

охватывает такое облегчение, что на глаза наворачиваются слезы.

— Да ничего особенного. Все было хорошо. Он что-то отмечал — уж не знаю что.

Она замолкает, чтобы подчеркнуть следующую фразу:

— Он очень сожалел, что вы расстались…

— Еще бы, — бормочу я.

— Виктор, он… — она вздыхает, но затем решается договорить фразу до конца, — он беспокоится за тебя.

— Наплевать, — говорю я.

— Но он же за тебя беспокоится! — восклицает она.

— Где он?

— Ему нужно было куда-то бежать, — говорит она, обхватывая себя руками и снова дрожа.

— Куда?

— Я не знаю, Виктор, — говорит она. — Одна вечеринка там, другая здесь.

— Какая вечеринка? Где? — спрашиваю я. — Это очень важно, Хлое.

— Я не знаю, куда он пошел, — говорит она. — Послушай, мы выпили немножко шампанского, чуть-чуть поболтали, а потом он ушел на вечеринку. Что тебя за муха укусила? Почему ты так перепуган?

Молчание.

— С кем он был, зайка? — спрашиваю я.

— Он был с другом, — отвечает она. — Ужасно похожий на Брюса Райнбека, но, по-моему, это не Брюс.

Долгая пауза. Я стою посередине гостиной, держась за бока.

— Брюс Райнбек?

— Ага, жуткое дело. Он был ну просто вылитый Брюс, но что-то в нем было немного не так. Волосы другие или что-то в этом роде.

Она морщится и потирает живот.

— Этот парень сказал, что его зовут Брюс, но фамилии своей не назвал, так что — кто знает?

Я цепенею на месте.

— Так не бывает, — бормочу я.

Брюс Райнбек умер.

— Чего не бывает? — спрашивает она недовольно.

Брюс Райнбек погиб, обезвреживая бомбу в жилом доме на Бетюнской набережной.

— Это был не Брюс Райнбек, зайка.

— В любом случае он ужасно походил на Брюса Райнбека, — говорит Хлое. — Фраза эта звучит довольно резко, поэтому она тут же переходит на более ласковый тон и добавляет: — Я же так и сказала. Виктор, успокойся.

Ее личико снова морщится.

Я начинаю вынимать ее вещи из шкафа. Она оборачивается.

— Что ты делаешь?

— Мы сваливаем отсюда, — говорю я, бросая на кровать чемодан от Gucci. — Прямо сейчас.

— Откуда «отсюда»? — нетерпеливо спрашивает Хлое, поворачиваясь на стуле.

— Из Парижа, — говорю я. — Мы возвращаемся в Нью-Йорк.

— Виктор, но у меня завтра пока…

— Наплевать, — ору я. — Мы сматываемся отсюда немедленно.

— Виктор, я тоже начинаю волноваться за тебя, — говорит она. — Присядь на минутку, я хочу поговорить с тобой.

— Нам некогда разговаривать, — кричу я. — Мы должны немедленно свалить отсюда.

— Перестань, — говорит она, вдруг сгибаясь пополам. — Сядь и успокойся.

— Хлое…

— Извини, мне нужно ненадолго в ванную, — говорит она. — Ты пока не складывай вещи. Я хочу поговорить с тобой.

— Что с тобой? — спрашиваю я.

— Мне дурно, — бормочет она.

— Ты ничего не ела? — спрашиваю я, внезапно начиная беспокоиться.

— Нет, только шампанского выпила.

Я смотрю на ведерко со льдом и на покоящуюся в нем бутылку «Кристалла» и на пустой фужер, стоящий на столе.

Она встает со стула. Я смотрю на нее.

Она проходит мимо меня.

Я смотрю на фужер, а затем делаю шаг к нему.

Заглянув в фужер, я вижу на его дне какие-то крохотные гранулы.

И тут я замечаю кое-что еще.

Огромное кровавое пятно на стуле, где только что сидела Хлое.

Я смотрю на пятно.

Я зову ее:

— Хлое!

Она оборачивается и спрашивает:

— Что?

Я не хочу, чтобы она заметила, как сильно я испуган, но тут до нее доходит, куда направлен мой взгляд.

Она начинает хрипло дышать. Она осматривает себя.

Вся нижняя часть ее платья густо пропитана темно-красной кровью.

— Хлое… — повторяю я.

Она, пошатываясь, направляется к двери ванной и хватается за косяк, чтобы не упасть, а кровь течет по ее ногам тонкими ручейками, и когда она приподнимает подол, мы оба видим, что ее нижнее белье все пропитано кровью, она в ужасе срывает его с себя, и тотчас же из-под ее платья вырывается целый фонтан крови, который с хлюпаньем разбивается об пол.

Хлое хватает ртом воздух, низкий стон вырывается у нее из горла, она складывается пополам, схватившись за живот, и издает крик. С изумленным выражением на лице, не отпуская живот, она извергает рвоту, поскальзывается и падает на пол ванной. Я успеваю заметить, что у Хлое изо рта высовываются какие-то кровоточащие обрывки тканей.

— Хлое! — кричу я.

Хлое ползет по полу, оставляя за собой ярко-красный кровавый след.

Я кидаюсь в ванную следом за ней, а она, хрипло дыша, продолжает извиваться на скользком полу, пытаясь доползти до ванны.

Еще одна струя крови прыскает из нее, сопровождаемая жутким тошнотворным звуком. Она кричит, тянет ко мне руку, я хватаюсь за нее и чувствую, как новый крик сотрясает все ее существо, вслед за чем вновь раздается все тот же противный хлюпающий звук.

В ванной я срываю со стены телефонную трубку и набираю ноль.

— На помощь! — ору я в трубку. — Человек умирает. Я в комнате Хлое Бирнс, и мне срочно нужна «скорая». У нее кровотечение, и она сейчас умрет — гребаный боже, она точно сейчас умрет…