Гламур
Шрифт:
— Я слишком боюсь, что нас обнаружат! Я не смогу сосредоточиться!
— Но послушай, ведь именно такты и снял свой лучший репортаж! Когда оказался в западне и люди кругом швыряли бутылки с зажигательной смесью.
Грей задумался. Он прищурил правый глаз, пытаясь мысленно приспособиться к узкой рамке воображаемого видоискателя. Внезапно он ясно ощутил знакомое прикосновение губчатой резины окуляра, почувствовал бровью едва заметную вибрацию мотора. Он слегка сгорбился, приподнял правое плечо, словно принимая тяжесть «Арри», и по-петушиному склонил голову набок. На поясе висел портативный аккумулятор с кабелем, перекинутым через спину. Он вообразил рядом с собой звукооператора, как всегда в наушниках, с «Ахером» на поясе и микрофоном. Микрофон торчит из-за спины и поворачивается из стороны в сторону над его головой.
Сью положила руку ему на плечо:
— Теперь можно идти.
Они услышали, как в туалете, где-то в конце коридора, спускают воду, затем шаги раздались на лестничной площадке. Спустя мгновение женщина, которая раздевалась рядом с ними, вошла в комнату, держа в зубах недокуренную сигарету. Грей повернул камеру так, чтобы следить за ней через видоискатель, меняя фокус, пока она шла мимо них к зеркалу.
Потом он двинулся к лестнице и стал медленно, шаг за шагом, спускаться вниз. Из открытой двери гостиной доносился шум футбольного матча. Грей обвел камерой комнату, запечатлев затылки мужчин. Идущая позади него Сью протянула руку и отодвинула щеколду входной двери. Как только оба оказались снаружи, она закрыла дверь.
Грей продолжал снимать, пока они не вышли на улицу, потом резко опустил руки и сразу почувствовал себя страшно измотанным. Сью взяла его под руку и потянулась поцеловать в щеку. Но Грей отстранился. Им овладели злоба, усталость и неприязнь к ней.
7
Когда Ричард Грей окончательно проснулся и вернулся к действительности, было уже следующее утро. Он редко помнил свои сны, хотя обычно знал, что ему что-то снилось. Он воспринимал это как процесс преобразования дневных воспоминаний в некий символический псевдокод, доступный лишь подсознанию. Каждое утро для его памяти начиналось как бы с нуля. Первые два-три часа, пока он медленно приходил в себя, сонно просматривал почту, читал заголовки газет, прихлебывая черный кофе, он чувствовал, как в его голове против воли роятся некие фантастические, бредовые образы — смесь полузабытых снов, смутные обрывки минувшего дня. Осмысленные воспоминания редко приходили к нему сами, без намеренных усилий. Только после второй чашки кофе, уже одетый, побритый и строивший планы на новый день, он начинал наконец связывать его с предыдущим. Неразрывность происходящего восстанавливалась, хотя и медленно.
В то утро, после ночных приключений в чужом доме, пробуждение далось Грею труднее, чем обычно. Накануне он вернулся домой и лег спать не очень поздно, но долгий и неприятный разговор со Сью перед уходом окончательно выбил его из колеи. Одной из причин ссоры был секс. Сью хотела вновь заняться любовью, а он совсем не хотел.
Все утро он чувствовал себя отвратительно. Писем не было, газетные новости угнетали. Он поджарил яйцо с беконом и сделал толстый сандвич, затем долго пил кофе, тупо глядя в окно.
Натянув свежую одежду, он вытряхнул все из куртки и брюк, которые надевал вчера. Среди монет, ключей и фунтовых бумажек на глаза ему попался листок — тот самый, который дала Александра. Он так и валялся, смятый, в кармане куртки.
Грей развернул листок, разгладил рукой на столе и стал читать. Запись начиналась со слов:
«Посмотрев на табло, я узнал, что мой вылет отложен. Но я уже прошел таможенный досмотр и паспортный контроль и не мог выйти из зала ожидания».
Далее следовало описание зала. Конец звучал так:
«Сесть было негде, заняться совершенно нечем, оставалось стоять на месте либо ходить кругами, разглядывая пассажиров. Я выбрал последнее и пересекал зал уже в третий или четвертый раз. Несколько человек привлекли мое внима… »
На этом месте Хардис
Он знал остальное. С этой версией он был хорошо знаком. Лениво глядя в окно, Грей вспоминал долгую поездку на поезде через всю Францию: как он познакомился со Сью, как влюбился, как позже они поссорились и расстались из-за Найалла, вспоминал их новую встречу и возвращение в Англию. История обрывалась на том месте, где он случайно стал жертвой террористов. И только это последнее событие ни у кого не вызывало сомнений. Только это, бесспорно, произошло на самом деле.
Однако для него все это было реальностью, единственной правдой о стертом из памяти отрезке жизни. Всякий раз, когда он мысленно возвращался к событиям того времени, образы, всплывающие в его сознании, казались ему законченными и убедительными: как они со Сью впервые занимались любовью, как он влюбился в нее, что испытывал при расставании; долгое и бесплодное ожидание в Сен-Тропезе и краткая разрядка с девушкой из «Герца»; расслабляющая средиземноморская жара, вкус местной еды, Пикассо за работой в Кольюре… Воспоминания казались ему внутренне убедительными, давали ощущение подлинной истории, логической последовательности событий. Прежде это напоминало ему пленку после монтажа, но сейчасон решил, что это ближе к просмотру фильма в кино. Зрители заранее уверены, что все это выдумка, что эту историю сочинили и разыграли специально для них, что над фильмом трудилась большая бригада специалистов, которые навсегда останутся за кадром, что пленку разрезали и смонтировали из кусочков, отдельно записали музыку и звуковые эффекты. И тем не менее они поддаются иллюзии и на время верят в подлинность экранной истории.
У Грея было ощущение, что, пока он сидел в этом кинотеатре, его подлинная жизнь снаружи продолжалась и он пропустил часть событий, а память заполнила брешь эпизодами из просмотренного фильма.
И все же этот вымышленный фрагмент его прошлого был для него важен. Он явился сам собой из глубины подсознания как продукт внутренней потребности, отчаянного желания знать. И вот теперь он стал частью самого Грея, не менее значительной, чем реальность, даже если всего этого не случилось. Он восполнял исчезнувший период, убедительно воссоздавал цепь событий, приведших его на место взрыва. Он давал ощущение неразрывности существования.
И еще, эти воспоминания, по сути, отодвигали Сью на второй план. Они ставили под сомнение ее невидимость, а настоящая Сью претендовала на главную роль, требуя веры в свою чудесную способность.
Только подумав о Сью, Грей внезапно припомнил события прошлого вечера. С момента пробуждения он совершенно не думал о посещении того дома, хотя какие-то смутные мысли все же мелькали в сознании.
Этот опыт окончательно сбил его с толку. К тому же он тяготился своими поступками: вторжение в чужой дом, подглядывание, скотская похоть… Секс со Сью, удовлетворивший ее неистовое вожделение, лишь успокоил нервы, но не принес удовольствия. Он вспоминал, как они судорожно сбрасывали одежду, как он вошел в нее, когда оба еще не сняли обуви, джинсы путались у них на коленях, а полурасстегнутая блузка и лифчик прикрывали ее груди. А потом эта женщина, толстая и самовлюбленная, невинно раздевавшаяся в своей спальне, пока пара незнакомцев пялилась на нее. И в довершение всего этот унизительный страх быть обнаруженным, схваченным за руку, словно воришка.
Нынешним утром, когда он бродил, спотыкаясь, по квартире в своем обычном ступоре, все это казалось ему полузабытым сном: словно реальные события были за ночь символически переосмыслены, закодированы и отправлены храниться в подсознание. Грей вспомнил случай, поразивший его несколько лет назад. Ему приснилось, будто умер один из его друзей. Большую часть следующего дня его не покидали смутная тоска и чувство утраты, пока, уже вечером, он вдруг не осознал, что это лишь сон, что друг по-прежнему жив-здоров. Ощущение от их вторжения в дом было в чем-то схожим, хоть сон и явь на сей раз поменялись местами: пока он не начал вспоминать сознательно, события прошлой ночи казались дурным сном. Они даже не слишком портили настроение, пока он четко не осознал, что все случилось на самом деле.