Гламурная невинность
Шрифт:
– Лариса – женщина, она не могла изнасиловать… – Таня прикусила губу, она все-таки проговорилась.
– Как это?.. – не поняла Орешина. – При чем здесь изнасилование? Надю никто не насиловал…
– Все правильно. Дело в том, Таня, что в тот вечер, о котором я тебя расспрашиваю, на Ивовом острове изнасиловали, убили и сбросили с того же самого обрыва еще одну девушку.
– Но почему вы спросили про Камору? – Татьяна Орешина закрыла глаза и покачала головой, как если бы ей причинили нестерпимую боль.
– Возможно, преступник, убивший Надю Газанову, убил и другую девушку, чтобы, связав эти два убийства, направить нас по ложному следу… вот и все…
Бескровная ругала себя, что так нелепо проговорилась. Хотя об убийстве Вероники Поздняковой
– Камора и Миша были дома. Я могу это подтвердить. В ту ночь я спала, как ни странно, очень спокойно, крепко. Нехорошо так говорить о покойниках, но Нади не стало, и я была уверена, что Камора останется со мной… Миша спал за стенкой. Мне не очень-то удобно говорить, но, по-моему, вы именно сейчас идете по ложному следу…
– Все может быть… – Таня готова была признать, что делает ошибку за ошибкой, настолько почувствовала себя уставшей и разбитой. К тому же ей предстояло выяснить, какую роль в последнем убийстве играет ее собственный муж. – И еще, Таня, что касается твоего брата, Михаила. Расскажи мне подробнее историю его отношений с Ларисой…
Глава 15
Земцова встретилась с Каморой в кафе, где заказала две бутылки ледяной минералки, отдельно Каморе – лимон.
– А зачем мне это? – удивился Сергей, разглядывая жирно блестящий, холодный лимон.
– Чтобы жизнь не казалась вам такой уж сладкой, – начала атаковать Юля, уже зная после недавнего телефонного разговора с Бескровной, что это именно Камора был любовником погибшей Газановой. Земцова нервничала, потому что не была уверена, что после допроса Орешиной Бескровная действительно отправится к своей тетке, а не поедет выяснять отношения с Минкиным, тем более что его все равно нет дома – им сейчас занимается Крымов. Вызвал по телефону прямо с работы, чтобы разобраться, что у него было с Вероникой Поздняковой. Никто, ни Земцова, ни Крымов, конечно, не поверили в причастность Минкина к убийству девушки, но сам факт, что Минкин был как-то с ней связан, удивил, потряс.
– Не понял, – усмехнулся Камора, ослабляя на шее галстук в предчувствии неприятного для него разговора. У него даже живот заболел, как-то нехорошо стало, до тошноты.
– Вы поймите только одно, Камора, ни у кого из вас нет алиби, и тем более у вас, у любовника погибшей…
Он снова усмехнулся, но только как-то уж совсем криво, и даже отвернулся от Земцовой.
– Да кто вы такая, чтобы бросать мне в лицо какие-то обвинения? Подумаешь, частное агентство… Какие у вас права? Да никаких! Вы кто, прокурорша, чтобы меня допрашивать?
– Хорошо, будем считать, что разговор не состоялся…
Она сделала попытку подняться, но Камора, схватив ее за руку, усадил на место. Жест показался ей настолько непосредственным, что она не успела среагировать на него, даже не осадила зарвавшегося Камору, села и продолжила резко, со злостью в голосе:
– У вас больше, чем у кого-либо, была причина убить Газанову. Во-первых, из ревности. Все знают, что вы влюбились в Надю без памяти, что совершенно потеряли голову и знали, что к ней должен был приехать жених. Вы, Камора, парень горячий, вы могли с ней подняться на гору и там поговорить, резко поговорить… Она, возможно, сказала вам, что ваши отношения пора заканчивать, что она выходит замуж, может, добавила что-то оскорбительное для вас, а вы перед этим выпили, кровь заиграла… Вы взяли камень и ударили ее по голове, после чего столкнули с обрыва… Чтобы она не досталась никому…
– Ничего себе! – Камора даже взвился, поднялся со стула и крепко сжал в своих руках лимон. – Я? Убил? Надю? Да, не скрою, она нравилась мне, может быть, даже я любил ее, мы были любовниками, но я никогда бы не смог поднять на нее руку… Да, я сгорал от ревности к какому-то там московскому жениху, я ненавидел его заранее, а уж когда увидел…
– Когда
И тут Камора, вспомнив, что ему говорила накануне Татьяна, понял, что настал час выдать с головой ни в чем не повинного Хитова. План есть план. И если Татьяна попросила его об этом, наверное, в этом был определенный смысл. Ведь это же она убила Надю… Ха-ха! Все это знают. Убила и теперь из последних сил цеплялась за любую возможность спихнуть преступление на кого угодно. Удивительно, как это она не подставила его, Камору, вот это была бы месть так месть… У Каморы круги поплыли перед глазами, когда он вдруг отчетливо вспомнил ее последние слова: «Быстро собрал все… барахло и вон отсюда»… Так грубо с ним еще никто и никогда не разговаривал. И кто ему это сказал? Татьяна – ангел, нежнейшее и покорнейшее существо, смотрящее ему в рот и ловящее его взгляд… А что, если она все свалит на него, ведь еще не поздно…
– Вы что, уснули? – Земцова тронула его за локоть. Она с ним явно не церемонилась. Может, все-таки Татьяна уже сделала свое черное дело и придумала историю о ревности, в которой трагический финал – «Камора убил свою любовницу» – предопределил дальнейший ход расследования? – Я спросила, где вы видели Хитова в первый раз? – нервно и даже зло, как показалось Сергею, спросила Земцова. Камора, все это время как-то бессознательно разглядывавший ее, подумал вдруг о том, что она не менее привлекательна, чем Надя, и что, несмотря на свою хрупкость, в ней прослеживаются черты зрелой женщины, что всегда так нравилось Каморе. Надя Газанова была молода, много моложе Земцовой, но в ней было что-то другое, что сводило его с ума – ее природная распущенность, сексуальность, которой, как духами, была пропитана ее кожа, волосы и даже одежда… Может, закрутить роман с Земцовой?.. А почему бы и нет? Наставить рога самому Крымову?! Камора даже заволновался, представив себе сидящую перед ним Юлю без одежды… Он заглянул ей в глаза, как ему показалось, очень глубоко, и вдруг понял, почему Крымов из всех женщин выбрал в жены именно ее. Перед ним сидела женщина, страстная, которая умела любить, которая много страдала и теперь, обретя опыт и познав всю горечь и сладость любви, знала, чего хочет от мужчины, от жизни. В постели с этой женщиной было бы куда интереснее, чем с развратной и готовой на все Надей, у которой, кстати говоря, был слишком большой рот, она постоянно красила его отвратительной розовой помадой, неровно, через край… У помады был приторный карамельный запах… И там, в морге, ему вдруг почудилось, что этот запах смешался с остальными, более естественными, а потому страшными, необратимыми запахами – запахами самой смерти…
– Камора, вы слышите меня? Я спрашиваю вас: когда и где вы видели Хитова в последний… вернее, в первый раз?..
Земцова облизнула языком сухие губы, откинулась на спинку стула и, щурясь от яркого солнца, прикрыла глаза. Этого оказалось достаточным, чтобы Камора, думающий о ней в эту минуту как о женщине, решил, что и она увидела в нем, в Каморе, сексуального партнера и тоже возбудилась, как возбудилась в свое время Шевкия. Шевкия… Он вспомнил, как однажды, когда они пили кофе у нее дома, говорили о ее картинах, новой выставке, она ему об этом так и сказала, прямо, откровенно, как огнем обожгла… Удивительная женщина, эта Шевкия…
– Я не хотел говорить, чтобы не ломать этому человеку жизнь, – сказал вдруг Камора неестественно трагическим голосом, едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться над собственной бездарной игрой. – Но я видел Хитова там, на острове… На Ивовом острове, – уточнил он.
– Хитова на острове? Это как же понимать? – искренне удивилась Земцова.
– А потом уже увидел на похоронах… – продолжал он, словно не слыша ее и желая довести отведенную ему роль в этом опасном фарсе до конца. – И Татьяна тоже видела его на острове. Молодой мужчина с родинкой на лице. Можете сами ее спросить…