Главная улица
Шрифт:
А что касается лекционного зала, то разве у нас нет церквей? Гораздо лучше послушать хорошую, старомодную проповедь, чем изучать географию и всякий книжный вздор, который никому не нужен, для этого хватит и Танатопсиса — и так тут слишком часто забывают о вере. Что же до вашей идеи перестроить весь город в колониальном стиле, то я скажу так: я люблю красивые вещи, до сих пор еще продергиваю ленточки в свои нижние юбки, хотя Чэмп смеется надо мной, старый негодник! Но все-таки я не думаю, чтобы кто-нибудь из нас, стариков, обрадовался, если бы снесли выстроенный нами с таким трудом город, который мы так любим, и заменили его чем-то похожим на картинки из немецких книжек. Разве теперь
Кэрол совершила клятвопреступление: она поспешила признать, что Гофер-Прери отличается красочностью Алжира ивеселостью парижского карнавала.
Однако на следующий день она принялась за миссис Лаймен Кэсс, крючконосую супругу владельца мельницы.
Салон миссис Кэсс принадлежал к «загроможденно — викторианской» школе, как салон миссис Льюк Доусон — к «головикторианской». В его обстановке преобладали два принципа: во-первых, каждая вещь должна была быть похожа на что-нибудь совсем другое: у качалки была спинка в виде лиры, сиденье из кожи, имитирующей парчу, а ручки в виде львов. На самых неожиданных местах торчали шишки, завитки, щиты и острия копий. Второй принцип состоял в том, что каждый уголок комнаты должен быть заполнен бесполезными предметами. Стены были увешаны картинами доморощенных художников, изображавшими лесные пейзажи, мальчишек-газетчиков, щенков и церковные колокольни в сочельник; еще там висела тарелка с видом миннеаполисской выставки, выжженные по дереву портреты индейских вождей неизвестно какого племени, поэтический девиз, вышитый на фоне анютиных глазок, засушенные цветы и листья, собранные под стеклом, и флаги учебных заведений, где учились оба сына Кэссов, — Коммерческого колледжа в Чикопи-фоллз и университета Мак-Джилликадди. На маленьком квадратном столике находились: расписной фарфоровый ящичек для карт с золоченым свинцовым ободком, фамильная библия, мемуары генерала Гранта, последний роман миссис Джейн Стрэттон Портер, маленькое деревянное швейцарское шале, служившее копилкой, полированная раковина, а в ней булавка с черной головкой и пустая катушка, бархатная подушечка для булавок в золоченой металлической туфле с выбитой на носке надписью «На память из Трои, шт. Нью-Йорк» и неизвестного назначения блюдо из красного стекла в пупырышках.
Первые слова миссис Кэсс были:
— Я должна показать вам все мои хорошенькие вещицы и предметы искусства.
В ответ на воззвание Кэрол она пропела:
— Я понимаю. Вы находите, что в Новой Англии города и дома колониального стиля красивее, чем у нас на Среднем Западе. Мне очень приятно это слышать. Вероятно, вам интересно будет узнать, что я родилась в Вермонте.
— Так не думаете ли вы, что нам следовало бы попытаться сделать и Гофер-Прери…
— О нет, боже упаси! Мы этого не можем себе позволить. Налоги и так слишком высоки. Нам следовало бы сократиться в расходах и не позволять городскому совету тратить ни одного лишнего цента. Да-а… Не находите ли вы, что миссис Уэстлейк прочла прекрасный доклад о Толстом? Я была очень рада услышать о том, как провалились все его социалистические бредни.
То, что сказала миссис Кэсс, повторил в тот же вечер Кенникот. Раньше, чем через двадцать лет, совет не предложит строить новую ратушу, а город не даст на это средств.
Кэрол избегала делиться своими планами с Вайдой Шервин. Она побаивалась ее тона старшей сестры. Ванда или высмеяла бы
Вайда сказала ласково, но решительно:
— Дорогая моя, вы бьете совсем мимо цели! Я была бы рада когда-нибудь увидеть этот городок весь в садах, защищенным от северных бурь. Но это неосуществимо.
Чего может добиться простой дамский образовательный клуб?
— Но мужья этих дам — самые влиятельные люди в городе. Город — это они!
— Но город в целом не муж нашему Танатопсису. Если б вы знали, каких трудов стоило заставить городской совет раскошелиться и обсадить диким виноградом стену водопроводной станции! Что бы вы ни думали о женщинах Гофер-Прери, они все-таки вдвое прогрессивнее мужчин.
— Но разве мужчины не видят, что город безобразен?
— Они не считают его безобразным. Да и как вы это докажете? Дело вкуса. Почему им должно нравиться то, что нравится какому-нибудь архитектору из Бостона?
— Им нравится торговать черносливом!
— Ну так что же? Во всяком случае, надо действовать, опираясь на местные понятия, а не на идеи, занесенные извне. Нельзя навязывать духу готовые формы. Нарядная оболочка должна вырасти из внутренней сущности и выражать ее. А это значит, что нужно запастись терпением. Если мы будем тормошить городской совет еще десять лет, он, может быть, отпустит деньги на новую школу.
— Я отказываюсь поверить, чтобы богатые люди в городе пожалели по нескольку долларов каждый на постройку здания, где-вы только подумайте! — могли бы происходить и танцы, и лекции, и спектакли, и все это на дружеской, на кооперативной основе!
— Вы только попробуйте произнести слово «кооперативный» в присутствии здешних коммерсантов — да они вас просто линчуют! Не считая торговых фирм, гарантирующих покупателям доставку на дом, они больше всего на свете боятся фермерского движения в пользу кооперации.
— Тайные следы, ведущие к трусливым бумажникам! Везде и во всем! И у меня нет никаких эффектных средств воздействия, о которых пишут в книгах, — ни диктографов, ни факельных шествий с речами. Мой путь прегражден косностью. Я знаю, с моей стороны это просто безумие. Я мечтаю о Венеции, а живу в Архангельске и недовольна, что в Ледовитом океане волны не лазурные… Но это не мешает мне любить Венецию, и когда-нибудь я убегу… Ну хорошо. Довольно об этом.
Она раскинула руки, как бы отрекаясь от своей мечты.
Начало мая. Поднялись пшеничные всходы, зеленые и мягкие, как трава. Фермеры сажают кукурузу и картофель. Земля гудит. Два дня шел непрестанный дождь. Даже городские улицы расплылись грязью; на них противно глядеть, и через них трудно переходить. Главная улица — черное болото от одного тротуара до другого. В жилых кварталах сквозь траву у тротуаров проступает серая, мутная вода. Стоит душная жара, однако город под неприветливым небом совершенно гол. Не защищенные ни снегом, ни качающимися ветвями, дома торчат из земли и хмурятся, выставляя напоказ всю свою неряшливость и грубую наготу.
Бредя домой, Кэрол с отвращением смотрела на свои облепленные глиной галоши и забрызганный подол платья. Она прошла мимо дома Лаймена Кэсса, громоздкого кирпичного сарая с башенкой. Перебралась через длинную ржавую лужу. Нет, это болото не ее дом. Ее дом, ее прекрасный город существуют в ее мечтах. Они уже воздвигнуты. Все уже сделано. В сущности, теперь она только искала кого-нибудь, кто мог бы поселиться там вместе с нею.
Вайда не захочет; Кенникот не сможет.
Кто-нибудь, кто разделил бы с ней ее убежище!