Главное управление

Молчанов Андрей Алексеевич

Я откровенно, до глубокой депрессии расстроился. Свихнулась маманя! Умная, доброжелательная женщина, она еще могла хранить прежние поведенческие признаки, но душой ее руководил стылый всеразрушающий мрак, овладевший всем ее существом непоправимо и безнадежно. Боже, вразуми и спаси ее!

Хотя она-то добросовестно верила, что уже спасена духовным перерождением своим.

Так. Теперь – и мать в минус…

Я сменил квартиру, постепенно осматриваясь в новой обстановке. Естественно, позвонил Юре, сообщив о своем прибытии. И уже через пять минут он перезвонил мне, сказав,

что необходимо срочным порядком увидеться.

Естественно, кто бы сомневался в такой необходимости…

Прибыл Юра не один, а в сопровождении, как я и предполагал, ответственного товарища. И то, что товарищем оказался мистер Скотт, ничуть меня не удивило. Все происходило в рамках предполагаемого мной сценария.

– Ну, хозяин, разливай за встречу, – бодрым голосом начал Юра, но тут же под долгим и выразительным взором мистера Скотта, сник, покладисто молвив: – А, впрочем, зачем я буду мешать вашей беседе? Пойду, пожалуй…

– Окажите любезность… – процедил Скотт.

И Юра, кивая любезно и улыбаясь вымученно, оставил нас наедине.

– Что случилось? – грозным голосом поинтересовался Скотт.

Я изложил ему свою версию событий, вывод из которой следовал лишь один: я бежал от неумолимо надвигающейся на меня тени провала.

– Как фамилия этого милиционера, разоблачившего вас? – прищурился Скотт.

– Миронов.

– А что, как вы думаете, способствовало аннулированию вашего нового назначения?

– Это уж вам виднее… Ведь с вашей подачи…

– У нас нет информации, – проронил он. Покачал головой. – Странно, все очень странно… А как же ваша семья?

– После моего карьерного краха моя жена глубоко разочаровалась в моей персоне, – ответил я правдиво, лишь чуть сместив временные рамки. – Если раньше благодаря своей должности я был хоть как-то адекватен ее сиятельному общественному статусу, то отныне превратился в фигуру серую и никчемную. И она быстро утешилась с иным претендентом на супружество.

– Вот так поворот! – с чувством произнес он.

– Господин Скотт, – вступил я. – Вы без сомнения внимательно изучили мою личность и понимаете, что я никогда не собирался покидать Россию. И от того, что я здесь, в вашей юдоли, восторга мной не испытывается никакого. Но я просто спасаю свою жизнь. И прошу помочь мне с документами.

– Но вы же ничего не сделали для нас… – развел он руками. – Даже наоборот… Там где присутствовали вы, была завалена вся работа… Ходоровский, «Риф»… Это прецеденты, не скрою, для серьезных подозрений относительно вашей добросовестности…

– Есть другие прецеденты, – сказал я. – Во-первых, Миронов способен соблюсти паритет. Во-вторых, пока я нахожусь в распоряжении кадров, я взял с собой московский телефон и буду на связи с министерством. Так что еще не потерян для вас как перспективное должностное лицо в России. В-третьих, с моей подачи, пусть я был использован втемную, «Риф» отработал многие интересующие вас персоны, и работа эта уже иными силами, но продолжается, дураку ясно. Это – заслуга, нуждающаяся в поощрении. А теперь последнее, эмоциональное. Куда лучше, считаю, принять в страну человека с деньгами, без криминальных

наклонностей, с высшим образованием, нежели очередного кубинского беженца, которого придется поставить на социальное довольствие, а вскоре – на полицейский учет…

– Я не верю, что, получив документы, вы в необходимый нам момент не откажетесь от возвращения в Россию… – прозорливо парировал он.

– Тогда я пойду иным путем, – сказал я. – Тут моя мать, гражданка США, тут адвокаты, способные оправдать мой приезд под чужим именем разного рода аргументами… Вам это надо?

– Хорошо, – вздохнул Скотт неприязненно. – Но если вы и получите документы, то на другое имя.

– Да хоть на имя Христофора Колумба!

– Вы думаете, это вызовет у кого-то здесь удивление? – дернул он уголком губы насмешливо.

– Да, ваш обыватель, мягко говоря, к ассоциативному мышлению не склонен, эрудицией не отмечен, а чувство юмора у него пещерное, – согласился я. – Но управляют им умы весьма гибкие и интеллектуальные, что примечательно. Сподоблюсь на комплимент: вы тому – наглядный пример.

– Вы тоже парень не промах, – удрученно промолвил Скотт.

На чем и расстались.

И вот уже два года я живу во Флориде. У меня приличный дом с бассейном и с собственным причалом в тихой бухте Мексиканского залива. Я рыбачу, ловлю лангустов, крабов, практически каждый день ухожу в океан на собственном небольшом боте к коралловым рифам, к зеленой прозрачной воде, с закатом, набирающей тугую темную синеву.

Рядом – небольшой городишко, в котором я открыл рыбный ресторан и бар. Место бойкое, рядом с торговым центром и с курортными отелями, посетителей тьма, и все мои вложения я давно окупил.

У меня жена и двое детей.

С этой красавицей-китаянкой я познакомился случайно и банально: помог ей довезти корзину с продуктами из супермаркета к машине.

Ей было всего двадцать три года. Она работала как иностранка в компьютерной компании, мечтала зацепиться в Америке, а тут подвалил я, очарованный не только ее ослепительной, точеной и гибкой красотой, но и самим ее характером: она необыкновенно доброжелательна, покладиста, прилежна и в работе, и в ведении хозяйства, а кроме того, отнюдь не глупа. Закончила здесь технический колледж, получила твердую специальность, но ее увлечение – английская классическая литература, и она стремится поступить в университет, дабы выучиться на филолога. Вернее, стремилась, но не вышло: я потянул ее замуж, потом один за другим родились дочка и сын, и все свое внимание она перенесла на семью.

В своем женском совершенстве она для меня неоспорима. Я поглядываю, конечно, искоса на местных красоток, но им до нее – пропахать космос. Оказать им знак внимания – унизить и себя, и жену. А она этого не заслуживает. Да и я тоже, полагаю.

У нее трогательная, неусыпная забота о наших малышах, и она живет этой заботой и счастлива ею.

О своем прошлом я рассказал ей в общих чертах, в подробности не вдаваясь. Да они и не очень-то интересуют ее, они из той жизни, что непонятна ей и неинтересна по своему устройству и принципу.