Главный редактор
Шрифт:
После скоропалительного брака и развода у Лены на память о бывшем муже остался маленький Лешка. Маша любила приговаривать, что ребенок – единственная причина, почему та прощена в великолепии и до сих пор жива. Лена в ответ заявляла, что Мусик – экологически чистая балда, и что непозволительно сотруднику НИИ засорять мозг столь грязными мыслями.
Маша действительно работала в научно-исследовательском институте охраны природы и экологии в должности пресс-секретаря. В пиар-отделе ее ценили за организаторские способности, ответственность и неунывающий характер. Именно там она произвела
Подруги знали, что свить семейное гнездо – ее главная миссия. Даже горячо любимые уссурийские тигры и биосфера в целом не могли претендовать на первое место в списке жизненных ценностей Маши. Она объясняла это тем, что выступает за размножение любых живых существ: и тигров, и людей. Лена, не жаловавшая институт брака после неудачного опыта, скептически качала головой. А Маша предъявляла аргумент в виде ее малыша и загоняла в тупик вопросом: «Ты что, жалеешь о нем?» Лена боготворила сына, потому признавала поражение, и дебаты заканчивались.
Женя слушала эти разговоры с улыбкой: для нее создание семьи и рождение ребенка представлялось чем-то вроде переселения на Луну. Теоретически – любопытно. Но практическая потребность в путешествии отсутствовала. Кроме того, о замужестве не думалось в принципе: вся энергия и силы брошены на карьеру.
Да, конечно, мужчины важны. Однако ее романы не заходили так далеко, как у Маши. Впрочем, за нее радовалась и считала, что «шанс выживаемости этих отношений высок». Та же недовольно ворчала насчет Жениного неуместного аналитического подхода к любви, но, по сравнению со скепсисом Лены, эта лояльность утешала будущую невесту.
Хотя их жизненные приоритеты различались, молодые женщины крепко дружили. Часто общались по телефону, виделись пару-тройку раз в неделю, а уж пятничные посиделки давно стали традицией.
Запыхавшись, Женя вбежала в кафе. Лена и Маша расположились за столиком возле окна – уголок на веки вечные был закреплен за ними. Полюбившаяся кофейня на Кузнецком мосту отличалась от сетевых забегаловок и сохраняла самобытность. Владелец вложил душу в дело: это чувствовалось во всем, начиная с дизайна и заканчивая обслуживанием и меню.
Обстановка в приглушенно-коричневой гамме создавала мягкое настроение, а стилизация под старину выглядела естественной. Дореволюционная печатная машинка английской работы. Набор для письма с гусиными перьями. Антикварные книги, которые можно было полистать за чашкой ароматного чая. Уют старинной библиотеки переносил в начало XX века, а звон дверного колокольчика словно предвосхищал появление дамы из высшего общества под руку с почтенным джентльменом.
Женя, влетев на всех парах, всколыхнула журчащую, неспешную атмосферу заведения. Приветливо махнув официанту, она на ходу сообщила: «Мне – как обычно», и села за столик к подругам.
– Ты не Вжик, а отощавший Карлсон со сломанным пропеллером, – буркнула Маша. – Опоздала на полчаса.
– Петушок
– Что-то серьезное?
– Один пудель профукал интервью с главой МВФ, которое теперь опубликует «Делец». Ну а у вас какие новости? Что за история с эдельвейсами, Мусик?
– Ох, не напоминай! Я только успокоилась.
Вопрошающий взгляд обратился к Лене.
– Ничего выдающегося. Нашей Мусик подкинули внеурочную работу, а у нее, видите ли, были планы на выходные.
– Ни фига себе, Лелька! Знаешь, сколько неправедных поступков совершил Костя, чтобы добыть эти билеты?!
Официант принес дымящийся кофе, слоеные пирожки, и Женя принялась уплетать вкусности, со снисходительной улыбкой слушая жалобы Маши.
– Вся суббота – насмарку. Так еще полночи башку ломать, куда всех физиков-химиков-лириков рассадить. Свалились на голову в последний момент! Как в аудиторию на пятьдесят человек запихнуть двести? У меня только профессоров семьдесят две штуки. И это ж не люди! Они, прости господи, светила науки! Им для нимбов отдельное койко-место нужно. Как хочешь – так и крутись.
– А что за сборище? – поинтересовалась Женя.
– Да один юноша волоокий запатентовал свежеизобретенный агрегат нефтеочистки. Шуму поднял, мама дорогая. Из американцев грант выбил на пару миллионов «зелени». Вот приезжают посмотреть, как это чудо техники работает.
– Ну и чего переживаешь? Приедут три с половиной заграничных ученых, поглядят на это хозяйство и уедут. Все в твоем кабинете поместятся. Чай, не космический корабль ваш Кулибин изобрел. Неужели две сотни соберутся поглазеть?
– Как бы ни так. Нас почтит присутствием крендель из Минэнерго. Едва в программу внесли доклад этого Гречишникова, как профессора со всей Москвы сбежались. Даже из института косметологии прискакали – а уж им-то чего взбрело? Можно подумать, наш агрегат штампует румяна и помаду. Видели бы, что сегодня на кафедре творилось! Ни дать ни взять – осада Ла-Рошели. А мы с лаборантами оборонялись как д’Артаньян и три мушкетера. Так что завтра мне хана. Придется студентов выгонять из лектория, – подытожила Маша и покосилась на изменившуюся в лице Женю. – Вжик, у тебя макияж поплыл.
От Лены тоже не ускользнуло, как переменилась подруга.
– Ох, узнаю этот взгляд, Мусик. Спорим, ей что-то от тебя надо?
– Ты сказала – Гречишников? – выдохнула Женя. – Павел Алексеевич? Глава Минэнерго?
– Ну да. А тебе-то он на кой сдался?
Зачем Гречишников – ей?! Да это подарок судьбы! Несколько секунд она не могла вымолвить ни слова, лишь восторженно булькала. Лена и Маша удивленно переглянулись. А взволнованная Женя чуть не перевернула кофе и затараторила:
– Да вы что? Он же лакомый кусок! Не дает интервью и не выступает на публике. А сейчас, когда «нефтяное соглашение», считай, подписано, за его комментариями пол-Москвы гоняется. Он же все здоровье отдал, чтобы избежать принятия этого законопроекта. Я обязана попасть на профессорский слет и встретиться с ним. Мусик, дорогая, сможешь приготовить двести первое койко-место для меня?