Главный соперник Наполеона. Великий генерал Моро
Шрифт:
Тот же эпизод описывается и в мемуарах генерала барона де Марбо:
«Наш авангард преследовал отступающего врага, когда один из наших гусаров заметил при входе в деревню Нотниц великолепного датского дога. Пес с беспокойным видом, казалось, искал своего хозяина. Гусар приманил собаку, схватил ее и прочел на ошейнике: “Я принадлежу генералу Моро”. Затем из рассказов местного кюре стало известно, что генералу Моро только что ампутировали обе ноги…
Этот эпизод произошел в момент отступления союзнических армий, поэтому император Александр во избежание того, чтобы Моро не был захвачен французами, приказал своим гренадерам нести его на руках до того момента, когда преследование со стороны наших войск замедлилось, и тогда удалось перевязать раненого, ампутировав ему обе ноги. Саксонский кюре, бывший свидетелем этой тяжелой операции, сообщал, что Моро, от которого не сумели скрыть, что его жизнь была в опасности, проклинал сам себя и непрерывно повторял: “Как я! Я, Моро, умираю среди врагов Франции, сраженный французским ядром!”»
По словам того же барона де Марбо, никто во французской армии не сожалел о Моро, как только стало известно, что он сражался против своих. Когда русский парламентер пришел потребовать возврата собаки Моро (он был прислан полковником Рапателем, адъютантом Моро), ему отдали животное, но без ошейника, а ошейник отправили королю Саксонии. В настоящее время этот ошейник находится среди достопримечательностей Дрезденской галереи.
В мемуарах герцогини д'Абрантес мы находим похожее описание того же случая с собакой Моро. Она пишет, что фокстерьер Моро был обнаружен на улицах Дрездена 27 августа и что на его ошейнике действительно существовала указанная надпись. Дотанвиль говорит о датском доге, который был найден в деревне в окрестностях Дрездена. Что же касается высказываний саксонского кюре — «свидетеля» хирургической операции Моро, то, по словам Пьера Савинеля, опубликовавшего в XX веке блестящую работу о жизни генерала Моро, этот факт представляется абсолютным вымыслом. «Бонапарт не знал о присутствии Моро в стане коалиционных армий и узнал об этом, когда была обнаружена его собака». На наш взгляд, наиболее достоверной версией относительно собаки Моро является рассказ французского капитана Перкуэна, сообщавшего, что «в 5 часов вечера саксонский крестьянин, в доме которого ампутировали обе ноги генерала Моро, явился к императору (Наполеону. — А. З.)с великолепным датским догом, на широком медном ошейнике которого большими буквами красовалась надпись “Я принадлежу генералу Моро”. Крестьянин рассказал о том, что случилось, и попросил за пса 10 наполеондоров. Император дал ему указанную сумму, но от собаки отказался». На этом следы животного, так трагично попавшего в историю, теряются.
Газета «Le Journal de L'Empire»сообщила о прибытии генерала Моро только 4 сентября 1813 года, причем с явным оттенком мести: «Он продался иностранцу и обрек себя на презрение родины, которую предал, и потомков, которые на него надеялись».
Наполеоновская пропаганда усердно распространяла как ложь о высказывании Моро на операционном столе, так и другую ложь о воззвании к французскому народу, якобы подписанную: «Генерал Моро, адъютант Его Императорского Величества Императора Всероссийского». Этот документ, явно сфабрикованный полицией, для большего правдоподобия имел подпись, дату и место — г. Морле (родина Моро).
Глава X.
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ
Союзные монархи находились в Теплице, когда туда было доставлено письмо полковника Орлова, извещавшего царя о смерти генерала Моро.
Глубокими и искренними были чувства царя.
— Моро был великим человеком с благородным сердцем, — сказал Александр.
Он решил, что тело генерала будет похоронено в Санкт-Петербурге со всеми полагающимися воинскими почестями. Царь поблагодарил Рапателя за выполнение возложенных на него обязанностей и назначил его своим адъютантом, предложив на выбор выполнение одной из двух миссий: сопровождать останки Моро в российскую столицу, либо немедленно отправиться в Лондон, чтобы передать супруге генерала его последнее письмо.
Рапатель посчитал своим долгом сопровождать своего любимого генерала к месту последнего пристанища. Вместе с тем, заботясь о чувствах вдовы, он деликатно попросил графа Нессельроде, министра иностранных дел, подготовить госпожу Моро к получению столь страшного известия через посредничество мадам де Левен, супруги российского посла в Лондоне и личной подруги Эжени.
Тогда царь поручил Шевенену выполнение второй задачи и попросил его передать госпоже Моро следующее трогательное письмо, собственноручно написанное Александром: «Мадам,
В связи с тем, что ужасное несчастье сразило генерала Моро, находящегося подле меня, оно тем самым лишило меня возможности увидеть во всем блеске военные таланты столь выдающегося человека…
Я тешил себя надеждой, что благодаря заботам и лечению мы сможем спасти его ради семьи и сохранить его дружбу. Но судьба распорядилась по-иному. Он умер так же как жил — полный энергии и сильный духом.
Единственным лекарством от большого горя — это сознание того, что вы можете разделить его с другими. В России вы сможете найти глубокое понимание этих чувств, и если вы согласитесь остаться в моей стране, то я бы нашел все средства для того, чтобы скрасить жизнь человека, которому я бы считал своим святым долгом быть его утешением и поддержкой.
Очень вас прошу, мадам, полностью рассчитывать на меня и обращаться ко мне по любому делу, в котором я могу вам хоть как-то помочь.
Пожалуйста, обращайтесь прямо ко мне. Предупреждать ваши желания станет большой радостью для меня.
Дружба, которая связывала меня с вашим мужем, — бессмертна; и у меня нет иного средства отблагодарить его, по крайней мере, частично, хотя бы тем, чтобы взять на себя заботу о его семье, что я с удовольствием сделаю.
Примите, мадам, в эту скорбную минуту уверения в моей искренней дружбе и сочувствии.
Тело генерала Моро перевезли в Прагу, где забальзамировали, уложили в гроб и выставили для прощания в часовне, украшенной множеством свечей во дворце архиепископа. При этом сердце было извлечено и помещено в серебряный сосуд, который, запечатав, был отправлен его супруге. Бледное лицо генерала, как и при жизни, выражало спокойствие и умиротворение.
6 сентября 1813 года после торжественной мессы в соборе гроб с телом генерала Моро был установлен на катафалк, и траурный кортеж в сопровождении русских кавалергардов и полковника Рапателя двинулся на восток — в русскую столицу.
22 сентября кортеж прибыл в Санкт- Петербург. По приказу царя войска столичного гарнизона оказали французскому генералу Жану-Виктору Моро те же почести, которые несколько месяцев назад были оказаны русскому фельдмаршалу Михаилу Илларионовичу Кутузову.
Похороны состоялись в католической церкви Святой Екатерины Александрийской, расположенной на Невском проспекте, д. 32—34. Огромный катафалк был установлен внутри церкви под хорами — «творение знаменитого архитектора Кваренги» — так пишет французский историк генерала Моро — Морис Гарсо.
Однако гениальный Кваренги к этой церкви не имел никакого отношения. История прихода Святой Екатерины начинается с сентября 1738 года, когда по указу Анны Иоанновны на Невской перспективе был выделен участок для постройки католического собора. Его строили последовательно четыре архитектора: Пьетро Трезини, Жан-Батист-Мишель Вален-Деламот, Антонио Ринальди и, наконец, Минчиачи, который и завершил строительство в 1782 году.
Церковь строилась 20 лет, и 7 октября 1783 года состоялось торжественное освящение собора, названного в честь святой Екатерины Александрийской, девы и мученицы, небесной покровительницы императрицы Екатерины II.