Главный враг Сталина. Как был убит Троцкий
Шрифт:
Этот факт является одним из примеров того, что в 1936 году не только люди, не информированные о сталинской политической кухне, но и искушенные политические деятели, попавшие под каток репрессий, не представляли себе, насколько жестокой будет политическая стратегия, сформировавшаяся в результате сочетания сложного комплекса внутренних и геополитических обстоятельств с личными качествами Сталина.
Даже руководители такого масштаба, как Сокольников, были в плену естественной для подобных экстремальных ситуаций психологической установки: «этого не может быть», верили в «здравый смысл» правящей верхушки. Как показывает наш сегодняшний опыт, подобные неистребимые массовые иллюзии возрождаются в условиях жестоких исторических переломов, зачастую оказываясь роковыми, формирующими у множества людей совершенно неадекватное представление о происходящем и в конечном счете подталкивающими их к ложному историческому выводу.
Сталин,
Сложнее оказалось добыть показаний от Радека – единственного видного троцкиста, допущенного после капитуляции на ответственную работу в партийном аппарате (до ареста он работал заведующим бюро международной информации ЦК ВКП(б). После подачи покаянного заявления Радек дал Сталину обязательство вести активную пропаганду против левой оппозиции и стал одним из его главных помощников в клеветнических кампаниях против «троцкизма». «Из-под его пера теперь выходили самые беспринципные обвинения и ядовитые инвективы, направленные против Троцкого, – писал А. Орлов. – Уже в 1929 году, за семь лет до начала московских процессов, Радек в своих публичных выступлениях называл Троцкого Иудой и обвинял его в том, что он сделался “прихвостнем лорда Бивербрука”. Поток этой брани и клеветы с годами усиливался буквально в геометрической прогрессии» [68] .
68
Орлов А. Тайная история сталинских преступлений. С. 193.
О наиболее грязном поступке Радека – выдаче в 1929 году Блюмкина, который после нелегального посещения Троцкого в Принкипо привез Радеку письмо от Троцкого, – оппозиционеры узнали от сотрудника секретно-политического отдела ОГПУ Рабиновича, втайне разделявшего взгляды оппозиции. Рабинович, как и Блюмкин, был расстрелян без суда. «Вина Радека по своей тяжести была равносильна тому, как если бы он сделался агентом-провокатором советских карательных органов… Старые большевики – даже те из них, кто никогда не имел ничего общего с оппозицией, – начали бойкотировать Радека и перестали с ним здороваться» [69] .
69
Орлов А. Тайная история сталинских преступлений. С. 193.
В статье, опубликованной в дни «процесса шестнадцати», Радек, похваляясь своей ролью доносчика в деле Блюмкина, внес новый нюанс в рассказ о встрече Блюмкина с Троцким. По его словам, Троцкий уговорил Блюмкина организовать транспорт нелегальной литературы в СССР. Радек рассказывал и о том, что в 1928 году Троцкий готовил побег за границу, «уговаривая меня и других сделать то же самое, ибо без заграничного центра ничего не выйдет». «Я ужаснулся, – прибавлял к этому Радек, – от мысли о действиях под охраной буржуазных государств против СССР и саботировал попытку побега» [70] .
70
Известия. 1936. 21 августа.
В преддверии своего ареста Радек неоднократно обращался с письмами к Сталину, в которых заверял его в своей невиновности. Он, по-видимому, предполагал, что ему придется сыграть позорную роль в очередном процессе. Когда его уводили в тюрьму, он на прощанье сказал дочери: «Что бы ты ни узнала, что бы ни услышала обо мне, знай, я ни в чем не виноват».
На протяжении двух с половиной месяцев после ареста Радек не давал признательных показаний, хотя над ним работала целая бригада следователей, прибегавших к конвейерным допросам [71] . На декабрьском пленуме ЦК Сталин сообщил, что получал от Радека из тюрьмы длинные письма, в которых говорилось, что совершается «страшное преступление… Его – человека искреннего, преданного
71
О широком применении к обвиняемым по делу «параллельного центра» изнурительных «конвейерных» допросов и многочасовых «стоек» сообщили в 1961 году уцелевшие к тому времени следователи, принимавшие участие в фабрикации этого «дела».
72
Вопросы истории. 1995. № 1. С. 10.
По свидетельству Орлова, Радек стал давать признательные показания лишь после долгой беседы со Сталиным. Отвергнув показания, написанные за него следователями, он предложил собственную версию деятельности «центра», который якобы уполномочил Троцкого на ведение переговоров с германским правительством [73] .
Подобно Муралову и Радеку, большинство остальных подсудимых дали признательные показания далеко не сразу. От Дробниса они были получены через 40 дней после ареста, от Пятакова и Шестова – через 33 дня, от Серебрякова – через 3 с половиной месяца, от Турока – через 58 дней, от Норкина и Лившица – через 51 день. Подготовку этого процесса, как и предыдущего, Сталин взял под свой личный контроль. Сохранившиеся в личном архиве Вышинского его записи, сделанные в ходе беседы со Сталиным, показывают, что Сталин, видимо опасаясь допущения подсудимыми ляпсусов при конкретном описании вредительских актов, приказал Вышинскому: «Не давать говорить много о крушениях. Цыкнуть. Сколько устроили крушений, не давать много болтать».
73
Орлов А. Тайная история сталинских преступлений. С. 198.
Ежов и Вышинский представили Сталину три варианта обвинительного заключения. Сталин дал указания по переделке первого варианта и лично отредактировал второй вариант, вычеркнув при этом имя одного обвиняемого (Членова) и вписав вместо него другого (Турока).
Кроме известных политических деятелей (Сокольникова, Радека, Пятакова, Серебрякова, Муралова и Богуславского), в процесс были включены пять человек, работавших на предприятиях Кузбасса и прошедших через репетицию «кемеровского процесса» (Дробнис, Норкин, Шестов, Строилов и Арнольд), четыре ответственных работника хозяйственных наркоматов (Лившиц, Ратайчак, Князев и Граше) и два провинциальных хозяйственных работника (Турок и Пушин). Шестеро последних были отобраны из большого числа арестованных к тому времени хозяйственников и инженеров.
Чтобы придать большую достоверность процессу, судебный отчет о нем включал не полтораста страниц, как отчет о «процессе шестнадцати», а 400 страниц. Весь отчет был выдержан в форме диалога между прокурором и подсудимыми и освобожден от анонимных комментариев по поводу поведения подсудимых.
В судебном отчете имя Троцкого употреблялось сотни раз. Пятаков и Радек говорили о том, что подсудимые предыдущего процесса утаили самое главное: получение ими директив Троцкого о вредительстве, сговоре с фашистскими державами и подготовке поражения СССР в грядущей войне. Такие директивы, согласно показаниям Радека, содержались также в письмах к нему Троцкого, доставленными эмиссарами «центра» от Седова. Пятаков показал, что он лично встречался с Седовым (в 1931 году) и с Троцким (в 1935 году).
В ряду задач «троцкистского центра» по-прежнему назывался террор. При этом к семи именам намечавшихся жертв террористических актов, названным на предыдущем процессе, были добавлены имена Молотова, Эйхе, Ежова и Берии. Подсудимые приводили новые десятки имен лиц, входивших в группы по подготовке покушений на «вождей».
Виктор Серж, лично знавший некоторых «террористов», упомянутых на процессах, рассказывал, что одним из них был Закс-Гладнев, эрудированный старый марксист и замечательный оратор, который вел уединенную жизнь и был совершенно неспособен к каким-либо практическим действиям; другим – молодой журналист и ученый Тивель, изучавший индуизм. Еще одна группа «террористов» включала молодых историков Зайделя, Фридлянда, Ванага и Пионтковского, чьи работы не были лишены достоинств, но неизменно были выдержаны в сталинистском духе [74] .
74
Sedova N. I. & Serge V. The Life and Death of Leon Trotsky. P. 216.