Главред: назад в СССР 2
Шрифт:
— Да, очень жаль, что вы не сможете присоединиться, — я чувствовал, что под кожей у меня все горит. — Но я обещаю вам рассказать все, как говорится, из первых уст.
— Договорились, Евгений Семенович. Но вы лучше не рассказывайте, а спасите ребят, — по голосу Ямпольской чувствовалось, что она улыбается. — Ой, извините меня, тут вызов… Пора бежать.
— Всего доброго, Аглая Тарасовна, — ответил я, но девушка уже положила трубку.
Не успел я уйти, как позвонил один из соратников Васи Котикова, и сообщил, что пропавших детей видели жители одного из домов на улице Степана Разина. И вроде как они крутились возле закрытого ЖЭКа. Саму контору переселили в новое здание, а старые помещения временно пустовали. Снова
Я кивнул, вернулся в кабинет, где заседал штаб, и Апшилава в это время с кем-то беседовал по редакционному телефону. Он положил трубку, посмотрел на меня.
— Евгений Семенович, у нас тут еще интересные подробности открылись. Мальчишка, о котором речь шла, его наши девушки из детской комнаты милиции разговорили. Оказывается, его какие-то взрослые на улице остановили за то, что он обертку от мороженого мимо урны кинул. Показали милицейское удостоверение, отругали, увели на допрос. Потом успокоили, что родителям не скажут, если и дальше себя будет хорошо вести.
— А как же он в итоге сознался? — удивился я. — И как вообще на него вышли?
— Как-как, — улыбнулся Эдик. — Он кому-то из друзей по секрету сказал, переживаниями поделился. А тут вы такую шумиху подняли, тот друг услышал, сам по телефону позвонил. Говорит, вдруг те мальчишки тоже что-то натворили, их в милицию забрали, а они от стыда теперь домой не хотят идти.
— Лже-милиционеры, — догадался я.
— Ага, — подтвердил Апшилава. — Я сейчас со своими оперативниками говорил. Судя по тем данным, которые у нас есть, внешность этих… оборотней совпадает. А еще в городе несколько квартирных краж произошло, и семья того мальчика — одна из пострадавших. Не знаю пока, как это может быть связано.
— Эдик! — меня внезапно осенило, словно памяти наскучило надо мной издеваться. — А где они этого мальчишку допрашивали? Не на улице Степана Разина?
— Сейчас узнаю, — растерялся следователь, но быстро сориентировался и позвонил своим. — Вы не поверите, Евгений Семенович, на улице Степана Разина! Как вы догадались?
— Журналистское чутье, — усмехнулся я, но быстро снова стал серьезным. — Мне кажется, я знаю, где могут быть мальчики.
Удивительная штука — память. Порой она вытаскивает из небытия вещи, несовместимые с нашими представлениями о мире. Например, мне как-то в детстве приснилось, будто бы я еду с родителями на машине по берегу Любицы. С одной стороны стоят девятиэтажки, а с другой — осенние березы и мемориал воинам Великой Отечественной. Прошли годы, и я действительно проехал мимо тех мест на машине, только не с родителями, а с друзьями. И что самое интересное — прежде я там не был ни разу, а мемориал в жизни не видел. Получается, мне приснилось будущее? Или, может быть, прошлое?
Вдруг во мне тогда, уже в двадцать первом веке, промелькнуло чужое воспоминание? Воспоминание Кашеварова! Откуда же мне знать, как эта связь работает? Не просто же так я очутился в его теле после смерти там, в будущем… Черт подери, как подумаю, голова начинает кружиться.
Но самое-то главное, что я не берег Любицы с березками сейчас вспомнил. А то, как Сергей Антонович Рокотов, наш генеральный директор, однажды рассказывал: в восьмидесятые в Андроповске орудовала какая-то банда, члены которой притворялись милиционерами. Действовали они так: выбирали детей, одетых поприличней, «арестовывали» за какие-то пустяковые провинности, доставляли в фальшивое «отделение» и там допрашивали. Делали это хитро: узнавали достаток семьи, спрашивали, с кем живут, кто где работает и когда не бывает дома. А потом грабили эти квартиры. Дети молчали, потому что им было стыдно попасться милиционерам — они-то ведь думали, что все по-настоящему! Если бы хоть один пострадавший ребенок признался, бандитов поймали бы очень быстро. А так им долго удавалось скрываться от правосудия, кажется, года до восемьдесят девятого. Или даже девяностого. Почему вот только я долго не мог это вспомнить? Слишком погрузился в это время, начав забывать свою прошлую жизнь? Впрочем, главное сейчас другое.
Неужели я вышел на след той самой банды, о которой услышал в прошлой жизни от Рокотова? Осталось всего ничего, чтобы это проверить — съездить с Апшилавой и другими милиционерами на улицу Степана Разина. Найти эту заброшенную контору, вскрыть ее и освободить детей. Странно только, что бандиты их так долго держат — может, услышали сообщение в громкоговорителях патрульных машин и испугались? Точно, и теперь просто не знают, как быть и что делать.
Все это пронеслось в моей голове за считанные секунды, пока Эдик складывал в собственных мыслях все факты. А потом он задал самый логичный в этой ситуации вопрос:
— Так где же дети, Евгений Семенович?
— Я почти уверен, что в бывшем помещении ЖЭКа, — ответил я. — И вот еще, Эдик. Пока мы туда едем, причем как можно быстрее, вашим коллегам нужно по-быстрому найти и задержать человека, у кого остались ключи. Вряд ли бандиты попали туда случайно, должен быть кто-то, кто им помогает.
Апшилава долго смотрел на меня, казалось, целую вечность.
— Евгений Семенович, а вы точно не ошиблись профессией? — наконец, спросил он.
P. s. Друзья, спасибо за вашу поддержку! Рады каждому комментарию и лайку — они значительно ускоряют процесс написания новых глав!
Глава 14
Мы мчались с Эдиком Апшилавой на бежевой «шестерке» в сторону улицы Степана Разина. Машиной управлял Матвеич, человек пожилой, но лихой и уверенной. Казалось, он был единым целым с чудом тольяттинского автопрома — как говорится в подобных случаях, водитель от бога.
Уже стемнело, на город опустился тот самый позднеосенний мрак, характерный для среднерусской полосы. Фонари тщетно пытались его разогнать, однако лишь сильнее подчеркивали контраст между почти мифической тьмой и съежившимися под ней зданиями. Вода в Любице матово блестела подобно нефти, вызывая тревожные ощущения. А каково сейчас бедным мальчишкам, которых поймали и заперли злоумышленники, одного из которых, кстати, уже опознали эксперты. Глеб Синягин — матерый рецидивист, за спиной которого в тридцать лет уже несколько ходок.
По адресу, где проживал тот самый сотрудник ЖЭКа, уже направили милицейский наряд, и ни у меня, ни у Эдика не было сомнений, что его возьмут тепленьким. А вот бандит, вооруженный пистолетом Макарова, мог оказать отчаянное сопротивление. Именно поэтому к дому на улице Степана Разина мчались еще несколько машин с оперативниками и патрульными милиционерами. ОМОНа здесь еще нет, он появится только через два года, в восемьдесят восьмом. А потому предстоящая операция была довольно рискованной.
— Евгений Семенович, я не могу вам приказывать, — с явным напряжением в голосе произнес Апшилава, — поэтому попрошу. Сидите в машине и не высовывайтесь, пока мы будем их брать.
— Не беспокойтесь, Эдуард Асланович, — я кивнул. — Геройствовать не планирую.
Конечно, хотелось ответить по-другому. Внутри каждого взрослого мужика живет безрассудный мальчишка, которому хочется в самое пекло. Вот и в моей голове против воли крутилась картинка, как я отважно отвлекаю преступников, пока милиционеры рассредоточиваются по двору. Потом бандиты выходят, тот самый рецидивист держит перед собой одного из школьников под прицелом. Срывается, открывает беспорядочную пальбу, я бросаюсь и закрываю собой ребенка. Ранение, операция, хирургическое отделение и взволнованное лицо Аглаи. Взволнованное и одновременно восхищенное.