Главред: назад в СССР 2

Едва я вернулся к себе, обескураженный и слегка раздавленный, позвонила Альбина, секретарша Краюхина. Сообщила своим холодным голосом, что Анатолий Петрович ожидает меня на интервью, причем в ближайшее время. Я посмотрел на часы — близился обед, но для меня и по прошлой жизни это не было проблемой. Рабочий день у журналиста ненормированный, и материалы готовятся по ходу действия, а не когда удобно. Особенно если речь идет о каком-то эксклюзиве. Другой вопрос, что в будущем я бы поговорил с Краюхиным по мобильнику, записав и затем расшифровав беседу. Но тут в любом случае придется

ехать лично.

Впрочем, время у меня еще есть, и я успею подготовиться к решительному сражению. Я вновь позвонил Ямпольской и попросил ее подготовить короткое заключение: что происходит с Павлом и во что это может вылиться с точки зрения медицины. Желтая пресса, говорите? О нет, вы ошибаетесь, Клара Викентьевна. Я подготовлю статью по всем правилам журналистики, используя мощную поддержку из нескольких источников.

Дальше я через Валечку организовал молодых журналистов, благо свои тексты они почти всем составом сдали заранее, и отправил их с персональными заданиями. Зою Шабанову я послал к Ямпольской, чтобы с ее помощью собрать мнения врачей и в идеале связаться с Королевичем для профессионального комментария. В компанию с ней я отрядил Леню Фельдмана, чтобы тот был готов в любой момент отправиться в ЦРБ и сделать несколько кадров изможденного Павла. И нет, это опять не погоня за сенсацией. Это лучший способ заставить людей задуматься — безжалостно бросить им в глаза горькую правду.

Никиту и Аркадия я отправил в библиотеку, чтобы шерстили там все о радиации и ее воздействии на организм человека. А Кате с Людой выдал задание пообщаться еще с несколькими ликвидаторами из списка, который я получил от Громыхиной. Пусть запишут их истории, расспросят о здоровье… Ведь как там говорится? Один раз — случайность, два — совпадение, три и больше — уже закономерность.

Потом, когда все распоряжения были розданы, Валечка организовала мне машину, в редакции я оставил за себя Бульбаша, и уже вскоре черная «Волга» доставила меня к зданию райкома. Альбина встретила в своей привычной манере, едва поздоровавшись, но я уже не обращал внимание на ее особенность. Просто вежливо улыбнулся и прошел в кабинет Краюхина.

— А вот и наш прогрессивный главный редактор! — воскликнул первый секретарь, широко улыбаясь при виде меня. — Проходи, Кашеваров, садись. Расчехляй свою машинку.

Я разместился на стуле, выложил «Панасоник», рядом положил карандаш с блокнотом. Альбина принесла нам по чашке ароматного индийского чая, поставила их и удалилась. А я решил не терять время и сразу приступить к делу.

— Анатолий Петрович, я обязан вас предупредить, что разговор будет записываться на диктофон, — сообщил я Краюхину, но тот лишь благодушно махнул рукой. — Итак, давайте сначала поговорим о вашей биографии.

— Да что рассказывать, — первый секретарь, на мой взгляд, не играл скромника, за годы практики я научился хорошо определять уровень искренности собеседника. — Сам я местный, андроповский. Родился и вырос тут, в городе. Родители — обыкновенные советские трудящиеся…

Стоило признать, Краюхин умел завлечь разговором. А еще отвечал на вопросы четко и по существу — мечта любого журналиста. Каверзных вопросов я ему не задавал, однако обошелся без благоговейности, чего и боялся в исполнении любого другого сотрудника редакции. В итоге интервью с партийным функционером оказалось не таким скучным, как тот же мой предшественник

в теле Кашеварова готовил на протяжении нескольких лет. Да и Виталий Бульбаш, когда разговаривал с первыми лицами, неожиданно превращался в типичного «задавателя вопросов». Ощущение от всех ранних интервью было, словно они готовились под копирку, только даты менялись и кое-какие ключевые фамилии. Я же просил Краюхина делиться интересными подробностями — как в истории с галстуком Прасолова.

И ведь не зря! Первый секретарь нашего райкома ездил с официальным визитом в болгарский Тутракан, город-побратим Андроповска, бывал в Индии в составе калининской областной делегации. При нем в нашем городе организовали международную пионерскую смену, и в лагеря «Пролетарка» и «Юность» приезжали тельмановцы[1] из ГДР, а также польские харцеры[2]. В общем, мужик оказался действительно интересным. И про сына своего, чей портрет в рамочке стоял на одной из полок, рассказал охотно, пусть и с небольшой тенью волнения — тот действительно выполнял свой интернациональный долг в Афганистане. И Краюхин его не отмазывал.

— Анатолий Петрович, теперь вопрос уже не для интервью, — я начал подводить к важной части нашего разговора. — В номере будет материал о проблеме ликвидаторов аварии на ЧАЭС. Помните, это уже обсуждалось?

— Помню, Кашеваров, — вздохнул первый секретарь. — Громыхина подавала запрос на список для тебя. Ты об этом?

— Да, — кивнул я. — Есть история одного из наших земляков. Его зовут Павел Садыков. Он серьезно болен, его состояние ухудшается.

Краюхин молча смотрел на меня тягучим изучающим взглядом. Побарабанил по столу пальцами, затем, наконец, ответил:

— Советская медицина — лучшая в мире. И бесплатная. Пусть обращается в поликлинику, если нужно — организуем стационар. Все-таки герой, наш парень…

— Уже организовали, — перебил я. — Но помощь может потребоваться если не всем, то большинству из ста семидесяти девяти. Их нужно обследовать, пока не поздно.

— Кашеваров, — Анатолий Петрович посмотрел на меня как отец на зарвавшегося сына-подростка. — Ты же не врач, Кашеваров. Предоставь это дело профессионалам.

— Профессионалы пока еще не знают, с чем им предстоит столкнуться, — возразил я.

— А ты, хочешь сказать, знаешь? — прищурился первый секретарь. — И откуда же?

— Интересовался этой темой, когда готовился к материалу, — спокойно ответил я, одновременно прокручивая в голове источники, на которые я могу сослаться. Главное, не напортачить, назвав что-нибудь вроде «Колокола Нагасаки»[3], который на русском языке выйдет только в две тысячи двадцатые годы. И уж точно не вспоминать что-то из Интернета, который еще даже не изобрели.

— Конкретнее, Евгений Семеныч, — сдвинул брови Краюхин, показывая, что с ним не пройдут туманные объяснения.

Очень жаль, что действительно хорошие книги о катастрофе здесь еще не вышли. «Ядерный загар» Григория Медведева, «Чернобыльская молитва» Светланы Алексиевич, воспоминания Валерия Легасова[4]. И тут мне пришла на помощь память самого Кашеварова. Как же вовремя!

— Учебник по гражданской обороне, Анатолий Петрович, — уверенно сказал я. — Что-то помнил еще по урокам НВП[5] в школе, решил освежить. А еще есть интересная книжка маршала Чуйкова Василия Ивановича. Называется очень показательно: «Гражданская оборона в ракетно-ядерной войне».