Главред: назад в СССР 2
Шрифт:
— Тогда чего тянем? — прозвенел по цеху ее металлический голос. — Полосы сверены, все подписано. Сдавайте в печать!
Глава 3
Газета ушла в печать по графику, а Громыхина попросила меня зайти к себе в кабинет. Однако разговор у нас с ней все-таки состоялся раньше — когда мы ехали в лифте на четвертый этаж.
— Скажу прямо, Евгений Семенович, — Клара Викентьевна смотрела на меня поверх стекол очков, — ваша выходка с моей подписью обескураживает. Но при этом… вы меня восхитили, как бы это ни прозвучало.
— Чем же? — я удивленно поднял брови.
—
— Согласен, — кивнул я. — Простите меня, Клара Викентьевна.
— Вы меня тоже, — улыбнулась Громыхина, правда, улыбка получилась довольно грустной. — Мне кажется, я слишком передавила…
Странная фраза. Но уточнить я ее не успел. Мы как раз доехали до нужного этажа, дверцы кабины разъехались, и мы вышли в опустевший коридор. Пожилая уборщица возила серой тряпкой по полу, пахло слегка хлорированной водой. Пропустив нас, женщина улыбнулась, поправила косынку и продолжила свой нелегкий труд.
— Кофе? — предложила Клара Викентьевна, когда мы вошли в ее кабинет, и я плотно затворил дверь.
— Не откажусь, — кивнул я.
Пока Громыхина хлопотала у небольшого столика, я еще раз обвел взглядом помещение. Клара Викентьевна определенно любила читать, это я подметил уже давно. Вот только если раньше мне бросались в глаза хорошие, но довольно типичные для полок парторга книги, то сейчас я заметил явное обновление. «Три мушкетера» Александра Дюма, собрания сочинений Марка Твена, Антона Павловича Чехова и… «Большая медицинская энциклопедия», «Гражданская оборона» под редакцией Алтунина, уже известная мне книга маршала Василия Чуйкова. Этого раньше точно не было.
— Прошу вас, Евгений Семенович, — Клара Викентьевна поставила передо мной чашку с ароматным напитком и села в свое кресло. — Заметили обновление в моей библиотеке? Да-да, я тоже всерьез занялась этим вопросом.
— Скажите, почему вы не сразу одобрили материал? — я задал вопрос, интересовавший меня сильнее всего.
— Я думала, это и так стало понятно, — она удивленно пожала плечами. — Чтобы проверить, насколько это для вас на самом деле важно, искренне ли вы верите в свои слова или просто нашли новый способ сделать карьеру. Только я все же думала, что вы просто будете более настойчивым, сможете убедить меня, где-то пошли бы на компромисс…
— Но зачем так сложно? — я отреагировал слишком эмоционально, даже едва чашку с кофе со стола не смахнул. — Почему нельзя было просто сказать?
— Это не сложно, — Громыхина внимательно посмотрела на меня и покачала головой. — Главный редактор должен быть уверен в своей правоте и должен уметь договариваться. А не бежать подделывать подписи.
Мне стало стыдно. Теперь по-настоящему. С одной стороны, я терпеть не мог таких витиеватых схем, когда тебя фактически поддерживают, но прямо об этом не говорят. А с другой, я и впрямь выбрал сомнительный путь. Да, своего добился. Но какой ценой? Мы ведь до этого еще даже не дошли.
— А что Анатолий Петрович? — мне очень хотелось, чтобы Громыхина рассказала больше, чтобы не оставила сомнений, объяснила все.
— Понимаете, он не хотел скандала, — ответила Клара Викентьевна. — Советский Союз столкнулся с настоящим бедствием, и сейчас меньше всего нужны разного рода инсинуации… В западной прессе уже вовсю муссируется тема нашего разгильдяйства.
— Так поэтому ведь и нужно обо всем этом говорить! — возмущенно воскликнул я, даже привстал со стула.
— Сядьте, Евгений Семенович, — легким жестом остановила меня Громыхина. — Анатолий Петрович консультировался по этому поводу в обкоме, его просили… гм, не педалировать этот вопрос. Сейчас к теме Чернобыля приковано слишком много внимания тех, кому знать о нем нежелательно.
Я посмотрел на раскрытую книгу, лежащую по левую руку от Громыхиной. Судя по разноцветному рисунку на развороте, это географический атлас. Клара Викентьевна изучает на досуге политическую карту мира?
— США? — уточнил я. — Великобритания?
— Весь коллективный Запад, — подтвердила Громыхина. — Но вам, товарищ главный редактор, следует помнить, что помимо врагов внешних существуют враги внутренние. Агенты влияния. Диссиденты. Подпольные антисоветские организации. Для них проблемы чернобыльцев станут лакомым кусочком, если мы неправильно их преподнесем. Это же будет удар по советскому строю. Понимаете?
Я прекрасно уловил мысль Клары Викентьевны. Восьмидесятые стали переломной эпохой в истории СССР, и тот же Чернобыль уже скоро будет считаться одной из точек невозврата. Своего рода катализатором развала. Во-первых, это огромные финансовые затраты на ликвидацию последствий. А во-вторых, результаты той самой гласности — люди были шокированы масштабом происходящих в стране событий. Афганистан, Чернобыль, маньяки Чикатило и Фишер, крупнейшие катастрофы на транспорте[1]. Все это подкосило людей, осознавших, как много от них скрывали. Масла в огонь подлили неизвестные дотоле факты из истории СССР вроде Новочеркасского расстрела, Куреневской трагедии в Киеве или радиационной аварии на уральском комбинате «Маяк».
Если бы во всех этих случаях власти признали ошибки, а сами события не прятали под гриф «Секретно», все могло пойти совсем по-другому. И дело тут не в подпольных организациях и агентах влияния, о которых говорит Громыхина. Больше всего вреда стране принесли те, кто боялся рассказать о том же Чернобыле, кто скрывал правду о расстреле рабочих в Новочеркасске и глушил «вражеские голоса» вместо того, чтобы вступать с ними в дискуссию и побеждать аргументами. Причем в реалиях Союза, когда не было единой платформы вроде Твиттера или Ютьюба, созданных на Западе и готовых в любой момент поменять правила под себя, это действительно мог получиться разговор на равных. Когда каждая из сторон вынуждена следовать правилам и играть не на эмоциях и скандалах, а на фактах. Невероятная ситуация для моего будущего и вполне возможная в рамках идеальной советской идеи… Но такого слона нужно начинать есть по кускам. Иначе подавишься.
— Понимаю, — я кивнул в ответ Кларе Викентьевне. — И еще я так же хорошо понимаю, что если не будем говорить правду мы, то люди узнают ее от «вражеских голосов». Как думаете, это нужно стране и партии?
— Не пытайтесь вывести меня на полемику, Кашеваров, — Громыхина с улыбкой покачала головой. — У нас с вами одна цель — просвещать советских читателей, только передо мной, как парторгом издания, вдобавок стоит задача не навредить. Останавливать вас и, если нужно, даже резко осаживать.