Шрифт:
Иртенина Наталья
Главы из романа "По касательной"
ЦИТАДЕЛЬ ЗАТЕРЯННЫХ ДУШ
Ди крутила головой по сторонам.
Странное местечко. Никогда таких не видела. Не бывает таких потому что. На первый взгляд город как город. Ничего особенного, никаких архитектурных и градостроительных вывертов. Улицы - чистенькие, ухоженные, вылизанные, дома - двух-трехэтажные достопочтенные особнячки. Кое-где палисадники за ажурными решетками. Славное бюргерское житье.
Ну а если приглядеться... Мостовые под ногами - что перина в той же бюргерской спальне. Мягкие, точно пуховые. Ни тебе сладостного ощущения земной тверди, ни самомалейших звуков шагов. Как если б на большом облаке город стоял. Дома - все
Ди уже начала было подумывать, что это все просто мираж. Сотканные из ничего картинки, причудливая игра пустоты, развлекающей саму себя. И в этих нафантазированных (пусть убого, но все же нафантазированных) домах никогошеньки нет. Да и кто здесь может жить? Разве что призраки.
И в этот момент она увидела... если это и был призрак, то совсем не страшный. Он кубарем скатился с крылечка бледно-салатного дома и на одной ножке поскакал прямиком к Ди - руками размахивает, лопочет что-то на ходу тонким голоском.
В лопотании слышалось добродушие - только поэтому Ди устояла на месте, не пустилась наутек от аборигена бестелесного города.Но душа все же попыталась улизнуть в пятки, и глаза сами собой разинулись во всю ширь. Абориген был похож на клок полупрозрачного дыма - притом не только загустевшего в человеческом подобии, но и наряженного в веселенькую хламиду. Что-то среднее между сарафаном и летним комбинезончиком. Того же ядовито-салатного оттенка, что и дом, откуда выкатилось это чудо. Что удивительно - хламида по степени прозрачности не уступала всему остальному в человечке - ручкам, ножкам, голове. Совершенно лысой голове.
Абориген притормозил в двух метрах перед Ди, не переставая верещать, как будто даже нараспев:
– ...добро пожаловать, добро пожаловать, я тебя раньше не видел, ты новенькая? У нас здесь хорошо, тебе непременно, всенепременнейше понравится, меня зовут Уйа, это мое имя, правда же красивое? Такое благозвучное, напевное, прекрасно выражающее гармонию мира, его изысканную мягкость линий и красок, утонченную, идеальную природу вещей, освобожденных от грубой оболочки вульгарной материальности, которой подвержены эти несчастные, которым приходится влачить жизнь во плоти, о! ведь это ужасно; да будет благословенно мироздание, ниспославшее горстке избранных свою благодать...
Тут существо прервало свою восторженную ораторию и с любопытством уставилось на Ди. Черты лица его были неуловимы и неприметны. Ди пришло в голову, что отвернись она сейчас, то не сможет восстановить в памяти это невыразительное бесцветное личико. Тем паче не узнает его среди других.
– А как зовут тебя?
– Ди, - честно ответила Ди, не сомневаясь, что в благозвучии имен ее позиция заведомо проигрышна.
– Дии?
– протянул Уйа, делая ударение на второй "и", и изумленно покрутил головой. Тут только она заметила, что абориген не совсем лыс что-то похожее на младенческий пушок блекло золотилось на макушке.
– Какое странное имя. Очень неуклюжее. Как ты можешь с ним жить? Просто уродец, а не имя. Лучше смени его на что-нибудь более услаждающее слух.
– Уйа приблизился к Ди еще на два шажка и вытягивая шею, оглядел ее с боков, точно оценщик на невольничьем рынке.
– Тебе подошло бы что-нибудь эфирное, такое воздушное, воспаряющее.
– И мечтательно задрав личико к небу, Уйа произнес тягуче-подвывающим голосом: - Аоу, Эаи, Уау, Иаэ, Эоэ.
– Потом снова посмотрел на Ди с явственным выражением трепетного восторга и ожидания восхищенных одобрений. Ди вежливо хмыкнула и огорошила мечтателя:
– Зато в моем больше смысла.
Личико Уйа заметно удлинилось книзу от разочарования. А Ди не замедлила удивиться собственному ответу. Какого такого смысла? Какой смысл может быть у огрызка? Но почти сразу же подыскался ответ: часть тяготеет к целому, обломок ищет восстановления. "Ди" - обет. Обещание найти целое. Склеить самое себя по кусочкам - или одним рывком выдернуть утраченное из трясины небытия. Устремиться к довершению. Достроить пирамиду. Вот он единый и вечный смысл бытия. А что такое "Аоу"? Голодные завывания на луну. "Эоэ"? Сытые завывания при луне, чуть-чуть припудренные романтикой мужества. Даже "Уйа" рядом с ними выглядит как-то серьезнее. Отважнее, что ли.
Уйа пыхтел от обиды, сунув руки в просторные карманы своей хламиды. Ди показалось, что сейчас брызнут слезы. Она зачарованно смотрела на скуксившегося аборигена, твердо решив дождаться от него слез. Впрочем, было ясно, что ничегошеньки такого она не дождется. Просто вдруг захотелось переупрямить себя. Но не получилось. Слез и вправду не было. Хотя абориген очень старался - пыжился, кряхтел, вздыхал. Наверное, эти создания не умеют плакать, подумала Ди. Может, им здесь так хорошо живется, что они разучились это делать? Каким же приторным должен быть этот мир, чтобы отвыкли от слез столь изнеженные существа, скисающие при малейшем проявлении здорового скептицизма? Наверное, ее ответ показался Уйа чудовищной грубостью. Ди захотелось жалеть его - как перед тем хотелось жалеть здешние чахоточные цветы. Чего-то они все здесь, в этом городе, недополучили. Чем-то их здорово обделили.
– Ладно, извини.
– Ди примирительно расплылась в улыбке.
– Ты покажешь мне город?
Бледная мордашка Уйа, только что уныло хмурившаяся, вдруг просияла.
– Конечно! Я покажу тебе наш славный, обожаемый, восхитительный, чарующий, грациозный, чудесный, осененный благодатью, воспетый в поэмах, трижды благословенный, овеянный негой и сладостным покоем...
Ожидая конца хвалебной тирады, Ди скучно оглянулась - как будто в надежде найти другого, менее словоохотливого гида. Но улица по-прежнему была пуста.
– ...наш замечательный, единственный, неповторимый, грандиозный город, - торжественно закончил перечисление Уйа.
– Это большое наслаждение - показывать наш красивейший из красивейших, ажурнобашенный, нежнорасцвеченный, изящноочерченный...
– Ну тогда пойдем.
– Ди обрубила неисчерпаемый поток эпитетов, проигнорировав чувствительность собеседника к такого рода "вульгарностям".
Уйа, запнувшись, свесил голову набок, слегка потемнел недовольным личиком, но в конце концов церемонно согласился:
– Хоть я и не понимаю причин твоей торопливости, я все же принимаю твое предложение идти прямо сейчас, ибо для меня истинное удовольствие...
– Скажи, Уйа, - снова беспощадно оборвала его Ди, - много здесь живет... э... народу?
Уай на миг умолк, сосредоточенно уйдя в себя.
Они уже миновали окрестности салатного дома - Ди даже не заметила когда и как. Улица мягко, неосязаемо скользила назад, по бокам проплывали разноцветные кораблики домов, пуховая перина мостовой была как гладь реки, неторопливо, степенно несущей свои воды, а вместе с водами и все, что отдается на волю течения.