Глаз дракона
Шрифт:
Информация это не вопрос денег, это вопрос связей. Информация, как потребительские товары… нормируется по должности.
Четверть бутылки бренди… греческого. Четыре черута. Сто тысяч раз бегал поссать. Три раза тщетно пытался уснуть. Наконец Чжиюань сдаётся, дым ест ему глаза, язык, мозг. Он ищет чёрную книжечку с потёртыми уголками, блестящую… кожа на обложке пахнет высохшим потом, отделанными деревом помещениями комитетов, могущественными функционерами. Он натягивает очки. Указательный палец бежит по страницам с загнутыми уголками, по рядам номеров.
Полчетвёртого утра. Голос пропитан усталостью.
— Вэй…
— Чжан Чуньцяо, товарищ… Это звонит Чжиюань из Шанхая. Извиняюсь за поздний звонок, но у меня есть очень важная информация. Очень важная, товарищ. Очень важная.
— А который час?
Кашель. Шлепок одеяла. Ощущение движения на пекинском конце провода. Член Политбюро садится на край кровати.
— Сейчас 3:35, товарищ Чуньцяо…
Председатель Шицюй задерживает дыхание. Вытирает потные ладони о ручки стула.
— …уже поздно, я понимаю, но мои новости не могут ждать. Очень важные, товарищ. Я не могу уснуть.
— Лучше бы тебе сказать что-то серьёзное, Чжиюань, у меня комитет Политбюро в 9:30…
Он снова кашляет, на этот раз уже стряхнув усталость.
— …значит, ты не можешь уснуть, и решил заодно испортить сон мне. Ладно, тогда давай, рассказывай, что у тебя там за новости.
Запах мочи, его кислотный укол выдавливает слёзы на глаза… Чжиюань ногой запихивает ночной горшок под кровать.
— Это Липинг, Шеф Липинг из БОБ. У меня есть неоспоримое доказательство того, что он участвовал в убийстве восьми людей, возможно, больше.
Шицюй давно заработал себе официальное право на звонки старым товарищам. Чжиюань религиозно заносит в журнал рядом с телефоном подробности звонка. Почерк его дрожит, слишком много бренди, слишком много адреналина, слишком мало сна. Указана каждая деталь. Время разговора, номер телефона, кому звонили, зачем.
Разговор касался Шефа Липинга из БОБ, требования немедленной срочной встречи с верховным руководством для обсуждения его ареста по обвинению в множественных убийствах.
Товарищ Чуньцяо будет действовать быстро. Он сразу осознал степень важности того, о чём говорил Чжиюань. Он говорил о соучастии, о последствиях для Липинга и, возможно, остальных. Поблагодарил Чжиюаня. Он тотчас же начнёт действовать. Надо сделать множество звонков, организуя собрание. В скором времени Липинга арестуют. Потом будет показательный суд. Суд, который явно всем продемонстрирует, что законы и ожидания Китайской Народной Республики в равной мере относятся ко всем… от крестьянина до члена Политбюро. От рабочего на заводе до высшего руководителя. А кончится он публичной казнью.
Председатель Шицюй чувствует, как волна облегчения бьётся о якоря, приковавшие его душу. Может быть, мелодия, под которую он танцует, по-прежнему жива. Может быть, те танцевальные па, состоящие из доктрин и понятий, на которых до сих пор строилась вся его жизнь, не придётся переписывать.
Чжиюань никому больше не должен рассказывать о преступлениях и ошибках Шефа Липинга. Это может поставить под угрозу исход ареста… подвергнуть риску итоговое решение суда. Товарищ Чуньцяо ещё раз поблагодарил председателя Шицюй. Чжиюань вновь выполнил свой долг перед Партией, перед Народной Республикой. Дальше действовать будут члены Политбюро во главе с ним. Чжиюань может спать спокойно, все предстоящие события в надёжных руках. Телефон замолкает.
Чжиюань, перед тем, как пойти спать, выпивает ещё стакан бренди. Тот обжигает ему язык, огненным шаром ложится в живот. Он засыпает легко, призраки освободились и улетели прочь. Он спит до 6:30. Глубоким сном. Сном торжества. Просыпается он только от громкого стука в дверь.
Атлас цвета слоновой кости. Чёрные волосы.
Её в 3:50 позвала к телефону а-и. Она выползла из-под бока у министра, не нарушив его навеянного таблетками сна. Спускается по длинному лестничному пролёту, пересекает мраморный коридор и входит в кабинет буквально единым долгим потоком движения. Худая, весьма низенького роста, но харизматична в каждом своём движении. Будто каждое движение вдумчиво поставлено и отрепетировано до автоматизма. Телефон прижат к её губам, алым без всякой помады. Губам, которые, как барометры её настроения, могут за пару минут менять форму. В один момент они сложились бантиком, источают мёд и поцелуи. В следующий — шелест осколков стекла, вонзающиеся ногти.
— Товарищ Чуньцяо, Чжан. Мне всегда казалось, что вы из тех людей, кому есть чем заняться в такую рань, кроме как названивать другим товарищам?
Он смеётся. Смех его длится не так мало, чтобы показаться фальшивым, но и не так долго, чтобы счесть его вульгарным.
— Нам не хватает тебя в приёмной, Линлин.
— Мне тоже не хватает работы, как и министру, но его здоровье пока не позволяет приступить к обязанностям, вы же знаете.
На том конце провода замирает уважительная пауза.
— Как дела у министра?
Ещё одна пауза, вопрос остался висеть в воздухе. Это уже исчерпывающий ответ, и больше.
— Итак, товарищ Чжан, зачем вы звоните в такой неурочный час? Ваша милая жена не смогла удержать вас в постели?
— Я хотел бы поговорить с министром. Это вопрос, не терпящий отлагательства, и немалой личной важности для него.
— Боюсь, в данный момент поговорить с ним невозможно, он в настоящий момент не способен отвечать на звонки. Можете передать всё мне. У меня есть полномочия решать все вопросы, которые не относятся напрямую к деятельности и задачам Политбюро.
Повисает долгая пауза, он суматошно дышит. Линия чиста, как талая вода. Линлин чувствует всю значимость того, что запечатало его уста. У неё есть ключ к этому замку, который всегда срабатывал. Она уверена, что он способен отодвинуть любой засов. Она смеётся, скорее даже хихикает. Это звучит естественно. Ещё бы, она достаточно часто практикуется.
— Ну же, товарищ, вы редко бываете таким немногословным. Таким стеснительным. Одно ваше слово стоит больше, чем десяток от остальных коллег министра…