Глаз дракона
Шрифт:
Е ЯН
Это кажется мелодраматической крайностью, но он проверяет телефон и комнату на прослушивающие устройства, прежде чем набрать номер. В квартире разлит запах, атмосфера… тонкий баланс оттенков, который он чувствует и воспринимает даже неосознанно. Он сразу поймёт, что они были в доме, как бы осторожно они себя ни вели. Но зачем рисковать? Рисковать надо тогда, когда всё взвешено и рассчитано, так, что риска в этом не остаётся.
— Босс, я пытался с вами встретиться, но это сложно. Я умудрился нарыть блок «Панда Бренд». Не задавайте вопросов…
Пауза. Электронный шум бежит по позвоночнику тишины.
— …этот ублюдок Юнь жарил меня
Яобань опускает голос, рука прикрывает рот.
— …он решил достать вас, Босс. Прошёл слушок, что ему за это обещали продвижение по службе. Шеф и Юнь притёрлись, как два куска говна в толчке.
Пиао на мгновение закрывает глаза. Выталкивает панику вниз из головы, из груди, ещё ниже, из желудка. В результате начинают болеть ноги.
— А алиби?
— Юню это не понравилось, но вроде бы он его схавал. Всё, что он сказал, когда я заявил, что вы были у меня в гостях и всю ночь с моими двоюродными братьями играли в маджонг, это «а чего вы меня не приглашаете?» Дрочила.
Смех густой, как банановая ириска. И его свободе Пиао сразу начинает завидовать.
— Мне нужен катушечный магнитофон и наушники.
— Конечно, Босс. В кун ань чу мне их никто не даст, но сосед может выручить, возьму у него. И принесу «Панда Бренд». А зачем вам техника?
Телефонная трубка скользит к рычагу. Яобань разбирает слова, шёпот, прежде, чем линия отключается.
— Капелька удачи.
Пиао выпускает из губ струйку дыма. Выливает себе остатки Цинтао, смотрит на четыре пустых бутылки, оставшихся после Шишки. И ещё две пачки «Панда Бренд»… они скрасят часы, заполненные скукой. Он надевает наушники. Заправляет плёнку. Нажимает «пуск». Поправляет ручку громкости. Бобины крутятся, одна медленнее, вторая быстрее. Плёнка цвета грязи заползает в серебро головок. И вот он в номере Хэпина… отеля «Мир». Одиннадцатое августа, полдесятого утра… резкий металлический щелчок отмечает начало разговора. Включается прослушивающее устройство. Е Ян, девушка звонит родителям с другого континента. Старший следователь сначала отслушивает всё подряд. Каждый звонок, каждое движение в номере, когда запись автоматически переключается с жучка в телефоне на УВЧ-передатчики, стоящие в электророзетках в обеих комнатах. Всё подряд. Е Ян… моется в душе, напевает… На время он становится частью прошлого мёртвой девушки. Стоит рядом с ней, когда она намыливает себе спину, спускает воду в туалете. Он раскуривает сигарету, потом другую, её повседневная жизнь лежит перед ним обнажённой, избавленной от покровов. Наступает понимание, когда можно уплыть мыслями, а когда надо собрать внимание. Электронное изнасилование… пальцем на кнопке паузы.
В 14:45 он выключает магнитофон и снимает наушники. Пот липкими полосками налип вокруг ушей. Впервые за пять часов он слышит шум машин на улице. Музыку через стену. Спор на улице внизу. Всё как обычно, но воспринимается по-новому, громче. Он выходит в Народный Парк. Группы толстых девушек репетируют танец для празднования Нового Года. Синие трусики мелькают из-под красных трико. Влажные пятна подмышками. Улыбки прилипли к губам, жадно втягивающим воздух. Он ест мороженое, пьёт чай… испытывая постоянное нервическое желание вернуться к плёнкам. Остаток дня и весь вечер он слушает гул усталых голосов и перемотку тишины. В плёнках есть большие пробелы… пустые дни совпадают с периодами, когда Е Ян уезжала из страны по делам.
Наступает ночь, фары движутся по дальней стене квартиры. Прикончена очередная пачка «Панда Бренд». Пепельница переполнена. Каждой сигаретой, прежде чем раздавить окурок, он выжигает дырку в пачке. Грубая форма звезды… пятиконечной звезды.
— Привет, малыш, как дела? Я в пять-тридцать прилетаю самолётом из Сяньяна. Я там так вымоталась, можешь меня встретить?
Двадцать четвёртое октября, 13:35… впервые он слышит голос Бобби. Жвачка и красная пыль Сянь. Пиао слушает ещё час; сонливость наливает его веки свинцом. В полночь он ложится спать на два с половиной часа. Чтобы придти в себя, набирает в раковину ледяной воды. Держит лицо под водой, пока лёгкие не начинают гореть огнём… нос, щёки, веки немеют от холода.
Включает магнитофон, плёнка медленно перематывается с одной бобины на другую. Звонок за звонком… они теперь болтают всё время, потому что Бобби вернулся в Шанхай, в Фудань. Но всегда осторожно выбирают темы для разговора. Бобби никогда не говорит о работе. Е Ян никогда не говорит о работе. Они знают, что их пишут? Может, они договорились, как не засветить свои незаконные дела?
На плёнках нет ничего, что позволило бы запихнуть их в сухое и прохладное место. Ничего, что заслуживало бы смерти.
Утреннее солнце пригревает. Оно похоже на персик, который переехало колесо грузовика, оно болтается на небе оранжево-жёлтой кляксой. Пиао стирает и меняет бельё и рубашку. Натягивает китель, застёгивает на груди… незнакомый кашель, новый в его репертуаре, разрывает лёгкие. Простыл, или выкурил слишком много сигарет? Как бы то ни было, от свежего воздуха становится только хуже. Он останавливается у магазина лапши, заходит туда позавтракать… миска рисового супа, маринованные овощи, макароны с томатной пастой. Его по-прежнему знобит, руки сложены на груди, чтобы согреться, когда он идёт в парк напротив. Не испытывает от упражнений никакого удовольствия, но делает их потому, что вроде бы как надо. Под деревьями старики занимаются тай цзи цюань.Медленные, размеренные движения. Семидесятилетние бездомные коты высматривают жертву. Чувствуя себя больным, Пиао отправляется назад, домой. По дороге берёт пару Цинтао.
Через несколько часов, много оборотов бобин, после записанных разговоров и телефонных звонков… вырисовывается словарь. Пиао выписывает его среди каракулей и сигаретного пепла. Снимает наушники, и, глянув на часы, злится на себя. Восемь часов подряд, без перерыва. Стену записанных на плёнку слов прерывают только потоки чая; его язык покрылся танином, горьким, как воскресенье без детей. Он умывается, возвращается за стол, съедает подсохшее пирожное. Коричневые крошки падают на записную книжку, на слова… «обычное место». Соотносится с… «подарок готов». «Подарок можно забирать».
«Прислали деньги за продукты».
«Фургон приедет сегодня к магазину за продуктами».
Ранний декабрь, начинается шквал подобных разговоров между Е Ян и Бобби. На плёнке появляется третий американский голос… Хейвуд? Звонит подтвердить, что… «подарки отремонтировали. Времени ушло больше, чем мы ожидали». И «скажите хозяину, что их вышлют в ближайшие два дня». Постоянные отсылки к фургону, который привезёт, или наоборот, заберёт… Цинде… курьер? Старший следователь рукой обмахивает записную книжку, крошки пирожного водопадом летят на пол. Разговоры идут отдельно, как цепочка иногда буквально из пары слов, звучащих достаточно естественно и невинно. Но если сложить их в контекст, поставить рядом с парой дюжин подобных разговоров в течение буквально нескольких недель… появляется система. Совершенно другое ощущение. Пиао теперь видит в них то, чем они и являются — неуклюжий и незамысловатый код. Полированный шпон на гниющем дереве.