Глаз дракона
Шрифт:
— …прикольно, наверно, быть уважаемым гостем, а, Босс?
— Не в курсе. Кто его пригласил?
Яобань уже переходит через Вэйхай Лу. На дороге творится ужас. Визг колёс. Он орёт во все лёгкие. Пиао едва разбирает слова.
— Липинг. Липинг его пригласил. Вы бы поторопились, Босс. Охуенно опаздываете.
Красные Флаги. Красные знамёна. Собака ссыт на стену.
Приём, куда его не приглашали, проходит в Шанхайском институте прикладного искусства… строгом, неулыбчивом здании, выходящем прямо на Хуайхай Лу. Голубиное говно и тёсаный камень. Ногами оно болтает в канавах, текущих от рынка Фуминь, расположенного всего в квартале
Съезжаются гости. Красные Флаги с развевающимися знамёнами. Свет прожекторов отражается от блестящей чёрной краски и пылающего хрома. Стоит охрана, одна рука покоится под кителем. Шофёры обегают капоты, чтобы открыть двери. Пиао затягивает воротник — он в спешном порядке переоделся в униформу, теперь оправляет её, дёргает, разглаживает. Становится в очередь забавных русских с бетонными подбородками и шишковатых членов Политбюро. Из первых рядов доносятся американские голоса. За ними стоит пара итальянцев… мужик навёл марафет, а женщина угрюма, как грозовые облака в июле. Частные самолёты из Центрального Аэропорта Пекина идут сегодня ровным строем. Пиао проходит дальше, оставляя его с наследием жажды, достаточно большой, чтобы в ней утонуть.
Аномально отстранённый от работы, подозреваемый в убийстве, одетый как на парад, по своим каналам организовал себе приглашение на частный предновогодний приём… при таком раскладе ещё одна сигарета не повредит. Без особой причины взгляд его упирается в дорогу. Через желчь выдохнутого дыма какая-то фигура бодро идёт к институту со стороны Фусинси Лу. Элегантный, как булавка. Обходит машины, мелькает в лучах фар, это Чарльз Хейвен. Уже расстёгивает чёрное кашемировое пальто, стягивает перчатки из мягкой кожи. Рука причёсывает стальную проволоку волос. Проходит мимо открытых дверей лимузинов. Кивает охране. Не обращает внимания на очередь ждущих гостей. Запах дорогого одеколона и зубной пасты разлетается облаком, когда он проходит мимо, почти задев плечо Пиао. У главного входа стоит Липинг, кожа задубела от свежего воздуха, коричневая, как красное дерево двойных дверей, он манит англичанина к себе. Приветствует его, обеими руками пожимая ему руку. Проводит его внутрь, положив руку на плечо. Плотная толпа… разные языки, духи, драгоценности наперебой кричат о власти. Двери закрываются. В желудке Пиао вдруг разливается вспышка боли; он не ел с утра. Чтобы пройти в те же двери, старшему следователю приходится ещё двадцать минут отстоять в очереди.
Рябчик, «летящий дракон»… сервированный с грибами, hericium erinaceus, из ореховых лесов. Утка, копчёная на чайных листьях и камфорном дереве. Копчёный жёлтый речной карп. Лягушачьи лапки с зёрнами специи Хуацзяо, апельсиновыми корками и зелёным луком. Рисовые бутоны, консервированные в пряном меду. Равиоли, фаршированный крабовой икрой, варёный на пару и поданный с цинь-лун… коробочками бамбука. Длинные столы. Натянутые белые скатерти. Серебряные блюда. Тарелки из белого тонкого фарфора. Ряды официантов, затянутых в белое. Сонные лица, волочащиеся ботинки… они голодными глазами пялятся на еду. Обслуживают гостей с управляемой враждебностью.
Пиао выбирает карпа, копчёного в Сучжоу. Он проделал долгий путь, и единственное, что можно для него сделать — съесть; аппетит остался в хвосте очереди на приём. И всё время он высматривает англичанина, тот регулярно мелькает в толпе гостей. Хейвен не ест, пьёт одну минералку. Крошечными глотками, едва мочит губы. Иногда он оказывается достаточно близко, чтобы услышать странные слова его разговоров с функционерами и членами Политбюро. Его мандаринский диалект идеален… он говорит с отчётливым шанхайским акцентом, но с такой остротой изящества, которая для шанхайца всегда будет недостижима. Старший следователь ставит пустую тарелку на фуршетный стол, на пальцах остаётся оранжевый перечный соус. Он облизывает их начисто. Допивает остатки белого вина «Династия», оно кажется кислятиной. Взамен он берёт стакан красного. Никакой разницы; терпкое, как лайм и плохие новости. Он идёт через пачку французских дипломатов. Одеколон и чеснок. Дорога к англичанину открыта. Хейвен в одиночестве стоит в пустынном центре зала. Пиао слышит, как каблуки его ботинок стучат по толстому дубовому паркету. Слышит собственный голос, и ненавидит его…
— Чтобы получить приглашение на такой приём, нужно иметь высокопоставленных друзей?
Проходит несколько секунд, прежде чем Хейвен оборачивается. Каждое движение его текуче, будто отрепетировано.
— Старший следователь. Детектив с обожжёнными пальцами. Надеюсь, ваше здоровье в порядке?
Пиао поднимает ладони.
— Ожоги зажили.
Англичанин не смотрит на них, его внимание сосредоточено на чём-то за плечом Пиао, будто он высматривает, с кем бы ещё поговорить.
— Некоторые ожоги не заживают. Я думал, вас отстранили от работы, старший следователь?
Пиао придвигается ближе, англичанин являет собой сложную смесь ароматов. Иностранный одеколон, химчистка, мятное дыхание. Но подо всеми химическими пластами — запах животного, готового жрать. Основной, слабый, но высокочастотный… цибетин.
— Похоже, вы многое обо мне знаете, мистер Хейвен?
— Такая уж у вас репутация: блестящая карьера, саморазрушение, и упрямство, которого хватает, чтобы преуспеть и в том, и в другом. Как же не знать о вас, старший следователь?
Пиао жалеет, что не захватил выпивку, не ради алкоголя, ради стакана… просто чтобы вертеть что-нибудь в руках. Маска переживаний; пальцы его уже выдают. Он прячет их глубоко в карманах.
— А я подумал, что стоит собрать информацию по вам, мистер Хейвен.
— По мне, старший следователь? Зачем вам собирать информацию по мне?
Улыбается, но в глазах его мелькают иглы, будто где-то вдали стая ворон смотрит на горизонт.
— Потому что вы убили Бобби Хейеса. А также Е Ян, Хейвуда и Цинде. В нашей стране это достаточный повод, чтобы собирать информацию по человеку. А вам так не кажется? Может быть, мистер Хейвен, вы соблаговолите угостить меня сигаретой?
Англичанин лезет во внутренний карман. Золотая пачка, твёрдая, с прямыми углами. Табак сладок, как коричневый сахар.
— И огня, пожалуйста.
Зажигалка уже у него в руке, наманикюренный палец лежит на кнопке. Глухой щелчок. Проскакивает разряд. Вспыхивает газ. Огонь внизу синий, наверху бледно-жёлтый.
— Спасибо, у вас в Англии очень хорошие сигареты. Очень сладкие, как жёлтое вино. И зажигалка у вас прекрасная, мне всегда хотелось такую же.
Тот убирает зажигалку, глазами в первый раз за вечер встречается с Пиао; лёд против льда.
— Вы часто обвиняете людей в четырёх убийствах в такой книжной манере?
— Нет. У меня ни разу не было подследственного, убившего четырёх человек.
— И, конечно, вы можете доказать ваши обвинения, следователь; свидетели, судмедэкспертиза, улики. Расскажете про улики?
— Нет. Официально я не могу доказать даже то, что вы находитесь в стране, или хотя бы раз приезжали к нам. Официально вы тут вообще не стоите. В наших файлах по вам меньше информации, чем я могу узнать про Дэна Сяопина одним нажатием кнопки. Но знать-то это мне не мешает?