Глаз Ночи (Король изумрудов)
Шрифт:
Понятно было, что собака – это угроза, предупреждение и за этим предупреждением последует очередной шаг.
Петр Степанович посмотрел на себя в зеркало заднего вида. Лицо ужасное… конечно, инспектора дорожно-патрульной службы никогда не останавливают его машину – черный внушительный «Мерседес» с номерами мэрии, – но всякое возможно…
И в это мгновение зазвонил мобильный телефон.
– Алло! – еле проговорил Шумелов охрипшим, постаревшим голосом: – Кто говорит?
После небольшой продуманной паузы в трубке послышался короткий злой смешок.
– Как тебе понравился подарок?
Шумелов узнал голос, и на него накатила волна ненависти.
– Так, выходит, это ты, молокосос?! – прорычал он, едва сдержав желание вдребезги разбить телефон. – Это ты, сволочь, убил мою собаку? Она-то в чем виновата?
– А ты думал на кого-то другого? – усмехнулся Рудейко. – Много же у тебя добрых друзей! Собака, конечно, ни в чем не виновата, но это тебе предупреждение: если вздумаешь со мной шутки шутить, нигде от меня не спрячешься, всюду достану. Деньги взял – отработай! А за то, что играть со мной вздумал, – заплатишь штраф: половину моих денег вернешь, сто пятьдесят штук. Завтра в двенадцать на том же месте, так же пойдешь с тем же самым портфелем со стороны Итальянской, в центре зала встретимся и поменяемся портфелями…
– Да ты что – сбрендил? – закричал Шумелов, на секунду задохнувшись от наглости молокососа. – Ты совсем охренел? Говорят тебе – в портфеле не было никаких денег! Это что же – я тебе за красивые глаза участок отдам и еще заплачу за это?
– Это как тебе угодно. Если тебе понравилось так просыпаться, как сегодня, – приятного аппетита. Только в следующий раз это будет уже не собака. А насчет того, почему в портфеле не было денег, – это ты лучше меня знаешь. Я в портфель деньги положил…
В глазах у Петра Степановича потемнело. Последних слов Рудейко он не расслышал, окончательно раздавленный его угрозой. Конечно, можно натравить на Рудейко силовые структуры – МВД, ФСБ, в конце концов, но щенок потому и держится так нагло, что знает – Шумелов не сделает этого, побоится. Люди Рудейко наверняка не оставили никаких улик, а любая серьезная проверка привлечет внимание к махинациям самого Шумелова с распределением пятен застройки.
– Я принесу деньги, – еле слышно проговорил Шумелов.
По голосу можно было подумать, что Петр Степанович постарел на двадцать лет.
– Вот и хорошо! – насмешливо отозвался Рудейко. – Из своих ошибок надо делать выводы!
Он отключил телефон, а Шумелов еще долго сидел, тупо уставившись на свое отражение в зеркале заднего вида.
Леня Маркиз дослушал разговор до конца и отодвинулся от динамика. Этим утром он совершенно случайно включил систему прослушивания, связанную с «жучком» в машине Шумелова, и услышал чрезвычайно важный разговор.
– Это я хорошо зашел! – процитировал он вполголоса фразу из популярного фильма и задумался: в его мозгу складывалось интересное развитие богатой дебютной идеи.
Вечером того же дня телохранитель тащил на себе изрядно перебравшего Рудейко от гаража до его роскошной квартиры, занимавшей целый этаж прекрасно отреставрированного дома возле Армянской церкви на Невском проспекте.
– Не иначе эта парочка портфель подменила, – произнес Рудейко неожиданно трезвым голосом.
– Что вы говорите, Андрей Михайлович? – переспросил телохранитель и остановился, чтобы немного передохнуть: необъятная туша Андрея Рудейко даже для этого очень сильного и тренированного парня была утомительной ношей.
– Парочка на меня налетела в дверях, – полусонно проговорил Андрей, – парень и девка… вроде так, шпана мелкая, ничего особенного, а что-то подозрительно ловкие… выбили у меня портфель, потом вернули… могли и подменить…
Последние слова Рудейко проговорил еле слышно и тут же забылся глубоким здоровым сном прямо на плече у телохранителя.
Охранник тяжело вздохнул, обхватил босса поперек туловища и потащил к лифту.
Позднее, передав дежурство своему сменщику, он помчался к Марине, сногсшибательной девице, с которой познакомился месяц назад.
Хотя была уже глубокая ночь и он изрядно устал, потрясающее тело Марины, ее детски-невинные и одновременно глубоко порочные глаза притягивали его, как магнит, сводили с ума, распаляли и будоражили воображение, и он теперь ни одного дня не мог прожить без ее изощренных, умелых ласк.
У него был собственный ключ от Марининой квартиры. Открыв дверь, он прошел в спальню. Марина спала, как ребенок, свернувшись калачиком и подложив под щеку кулак. Он приподнял одеяло и жадным взглядом окинул ее нежное, покрытое легкой испариной сна тело, вдохнул его аромат – смесь собственного неповторимого запаха Марины, свежего, сладковато-яблочного, и легкого жасминового аромата ее духов.
Марина мягко повернулась, сонно улыбнулась ему, не открывая глаз, и пробормотала:
– Это ты, Витенька? Ну иди же ко мне!
Виктор склонился над ней. Его обдало горячей волной, кровь застучала в висках. Торопливо раздевшись, он скользнул в постель, прильнул к ней, впился жадными губами в ее нежную шею, в губы, в грудь, покрыл все ее тело горячими торопливыми поцелуями. Лицо Марины порозовело. Она полуоткрыла глаза, прижала голову Виктора к своему животу и жарко прошептала:
– Не торопись, не спеши! Ты знаешь, как я люблю – медленно-медленно, и чтобы ты все время говорил, говорил, говорил…
Виктор медленно, осторожно вошел в нее, почувствовав, как жадно и вместе с тем неторопливо она раскрылась ему навстречу. Томительная, едва переносимая нега окутала его розоватым облаком.