Глаз Пернатого Змея
Шрифт:
— Где Лена? — вскинулся Георгий.
— Сделаешь все как надо — получишь свою Лену назад, — хохотнул голос, — а если нет, то тоже получишь, но по кусочкам, маленькими порциями. Как для шашлыка.
— Говорите, я все сделаю!
— В свое время. Жди. И выгони всех дядей, тетей, свояков и шуринов. В шею! Чтобы никого рядом не было!
— Ну, вот видите, — сказал Маркиз, который слышал весь разговор, — вы им нужны. Надо набраться терпения и ждать.
— И за каким бесом я-то им нужен? — простонал Бакланов. — Господи, ну что за история!
— Могу
— Если бы нужен был отпечаток, они бы притащили туда Лену… — помертвевшими губами проговорил Бакланов, — вы хотите сказать, что она… что ее…
— Я ничего не хочу сказать, — мягко произнес Леня, — но будьте готовы к худшему.
И посмотрел на своего клиента. Бакланов не стал рвать на себе волосы и биться головой о приборный щиток, только сжал кулаки и смотрел перед собой мрачно и сосредоточенно. Это Маркизу понравилось — не распускается человек, сумел взять себя в руки. И вообще, мужик вроде неплохой — серьезный, не болтун, не истерик. А что поначалу рассиропился, так и в историю попал нетипичную, да еще и наркотиками обкормили. А сейчас в себя пришел и мыслит вроде бы здраво.
Его мысли прервал писк мобильника. На этот раз звонили Лене.
— Маркиз, все чисто, — рапортовал Ухо, — нет за вами слежки. Сначала было поехали, потом видят — к дому его вы движетесь, они и отстали, видно, решили, что он никуда не денется.
— А за ними ты следишь? — встревожился Маркиз. — Смотри, не упусти!
— Обижаешь, — расстроился Ухо, — когда такое было?
И то верно, когда дело касалось колес, Ухо был на высоте. Вот если объект слежки бросал машину и спускался в метро, тогда Ухо терялся, такую слежку ему поручать было никак нельзя.
— Будем на связи! — Леня отключился.
Они подъехали к дому Бакланова, Маркиз высадил пассажира, развернулся и, крикнув что-то про черную неблагодарность, газанул обиженно и уехал.
Георгий Бакланов вошел в собственную квартиру и прислонился спиной к двери. На сердце лежала гнетущая тоска. И дело было не в том, что в квартире был жуткий беспорядок, что каждую вещь трогали, мяли, трясли и пинали чужие недобрые руки. От этого вся квартира казалась чужой и недоброй. Возможно, потому, что раньше они находились тут вдвоем с Леной, сейчас же он был один.
Георгий прислушался к себе и понял, что дело не в этом.
Лена, его жена, его любимая жена, оказалась совсем не такой, какой он ее считал. На самом деле у нее были от него, Георгия, какие-то тайны. И судя по тому, что случилось, тайны серьезные. И к тому же криминальные. Потому что эти типы явно бандитского вида. Но что общего у них может быть с его Леной?
Тут Георгий осознал, что абсолютно не знал своей жены.
Отсутствию родственников он не удивился — у него самого их не было. Однако друзья детства — где они? Тут он вспомнил, что и сам отдалился от друзей. Лена говорила, что ей никто не нужен, кроме него. Так она говорила, но вот так ли она думала?
— Я спасу ее, а потом я выясню про нее все! — сказал он громко, и зеркало в прихожей отразило кого-то небритого, усталого, с несчастными глазами, совсем не то лицо, которое Георгий привык видеть в зеркале по утрам.
И слова, которые он произнес, были неправдой, он сам в них не верил. Оттого-то и давила на сердце лютая зеленая тоска. Как бы ни закончилась эта история, так, как раньше, уже не будет.
Тут Георгий отлепился наконец от двери и оглядел прихожую. Чем жалеть себя и распускать нюни, что совершенно не в его характере, нужно чем-то себя занять. Уборка квартиры вполне подойдет. А то Лена, когда вернется, расстроится. Она так любит эту квартиру, вьет свое гнездо так тщательно и упорно.
Он отогнал от себя провокационную мысль, что все это не так, что он знал другую Лену, не ту, что на самом деле, он просто придумал себе жену — милую, добрую, заботливую, хорошую хозяйку. Лена — женщина умная, она сразу поняла, что ему нужно. И сделалась такой, какой он хотел видеть свою жену.
Георгий с силой стукнул кулаком в стену.
Хватит заниматься самокопанием! Это ни к чему не приведет. Мелькнула мысль позвонить Альбине, в ее присутствии ему сразу станет легче, по крайней мере, так всегда бывало раньше.
Против воли он вспомнил, как в шестнадцать лет страшно переживал смерть отца. Отец никогда ничем не болел, был тихим спокойным человеком, ни с кем не ссорился, ни на кого не повышал голос. И работу выбрал тихую и спокойную — программист. И вот как-то вернулся со службы, заглянул к сыну в комнату и, пока мать готовила ужин, присел в кресло перед телевизором. Да так и умер мгновенно с пультом в руке, когда мама пришла звать к столу, все было кончено.
После похорон мать слегла, Георгий мотался по аптекам и магазинам, забросил учебу и, если бы не Альбина, вообще бросил бы школу. Она заставляла его делать уроки, она доставала дефицитные лекарства для мамы, она готовила для него еду. Мама поправилась, ей от работы дали путевку в санаторий, она уехала. А на него вдруг навалилась дикая тоска. Ночами он лежал без сна и все думал о том последнем дне отца. Когда тот зашел в комнату к сыну и мягким голосом спросил, как дела, Георгий буркнул, как обычно, что все нормально и чтобы не мешали. И отец, как всегда, замахал руками — ухожу, ухожу! И ушел. Навсегда.