ГЛАЗ ТИГРА (сборник боевой фантастики и приключений)
Шрифт:
Наконец, он достиг степи. Язык прилипал к его гортани, и лихорадка трясла его тело. С закрытыми глазами и с опущенною головою он пролагал себе дорогу через густую траву, словно бык, ощущающий сталь матадора на своем затылке…
Внезапно колени его подкосились и он упал навзничь. Так лежал он в течение нескольких минут, и хриплый звук вырывался из его измученной груди; затем он повернулся на бок и попытался подняться. Он хотел крикнуть, но издал лишь слабый стон. Итак, ему не суждено было достигнуть своей цели!
Непреодолимое желание бросить все и уснуть охватило его. Он пытался освободиться от этого чувства, но оно давило его, словно стопудовая тяжесть…
Тогда слабая искра блеснула вдруг в его серых глазах. Его рука нащупала револьвер и вытащила его… Большой браунинг упал и остался лежать подле него… Последним усилием воли схватил он оружие. Слабый палец нажал на курок, и над ширью бесконечной прерии раздались три глухих выстрела.
Цивилизованный индеец племени тоба был не только мыслителем, но и мечтателем. Иезуиты из Парагвая уже давно лишили его собственной индианской культуры. Она невысоко ценится испанцами и евреями Аргентины. Кроме того, он приобрел много полезных знаний, которые пригодились ему в общении с белыми людьми. Его покойный учитель, отец Амброзио, был человек весьма образованный, но в своем преподавании не мог отрешиться от чисто-иезуитских приемов. Сын Шакона [5] научился скрывать свои мысли и приобрел тот опыт, который дает человеку господство над людьми.
5
Шакон, испанский миссионер-иезуит, проповедывал христианство в Мексике в 1627–1649 гг. (Прим. ред.).
Это умственное превосходство было причиною того, что у Паквая было много друзей как среди белых, так и среди краснокожих. Никто так основательно, как он, не изъездил огромный южно-американский материк, от Огненной земли и до большой водной границы у Ориноко. Никто не был знаком со всеми различными индейскими диалектами так, как он, и если какой-нибудь европеец организовывал экспедицию в местности, где редко ступала человеческая нога, Паквай всегда оказывался бесценным проводником.
Иногда он отряхал от ног своих пыль цивилизации и отправлялся один в те места, где его опасные и воинственные родичи еще и поныне не прочь сожрать с хорошим аппетитом своих врагов.
В течение целых веков эти тобаи выдерживали, подобно стене, все натиски с юга и с севера. Они отличались от других родственных племен бросавшимися в глаза светлыми волосами и светлою кожею. В них было некоторое сходство с альбиносами, но их глаза были серо-голубого цвета и составляли замечательный контраст с желто-бледною кожею и почти золотыми волосами. Тип лица был чисто-индианский: с покатым лбом, выдающимся величаво-орлиным носом и мягко округленным подбородком. Прихоти природы многообразны, и тобаи были тому ярким примером.
Но примечательная светлая окраска кожи и волос этой породы не была признаком открытого и дружелюбного характера.
Тобаи жили в совершенном отъединении от других племен и молились своим богам с суровою важностью. Другие племена очень боялись тобаев и предпочитали обходить их на далеком расстоянии, а белые, попадавшие в их руки, теряли возможность сообщить что-нибудь о них впоследствии. Они бывали поголовно убиты, и, если их мясо обладало особыми достоинствами, то и съедены до костей.
Отец Амброзио, единственный белый, вернувшийся от них живым, благодаря тому, что его медицинские познания помогли ему вылечить молодую жену вождя, утверждал, что тобаи жестоки, но при случае могут выказать некоторое величие души. Из этой экспедиции привез он с собою юного сироту Паквая, который с трогательною верностью следовал за своим учителем до самой его смерти и похоронил его под пальмою на берегу Кассикаире, небольшой речки, соединяющей Амазонку с Ориноко.
Обо все этом размышлял Паквай, сидя у небольшого костра в огромном пампассе Матто гроссо. Маленькая речная свинка, застреленная им несколько часов тому назад, поджаривалась на горячих угольях.
Тобай сидел неподвижно. Он наслаждался одиночеством и тихим шелестом сухой, жесткой травы. Высоко на небе птица описывала большие круги. То был кондор.
Внезапно мысли Паквая приняли другое направление. Суровые, твердые черты его лица стали мягкими, а глаза — мечтательными.
Он вспомнил одно из величайших своих приключений. Это было, когда в его жизнь вошел человек с дальнего севера, «Белый Кондор», который появился среди гаучасов близ города Корриентес [6] и сталью своих глаз принудил их подчиниться ему. Велика была сила его кулаков. Он стал для Паквая господином и другом…
6
Город в Аргентине.
Внезапно вблизи раздались три выстрела. Тобай вскочил на ноги. С вытянутою шеей и с пальцем на спуске ружья, он ждал, удивленный и взволнованный. Паквай знал, что на всей земле не было места, столь пустынного, как это. Для него было вообще сомнительным, чтобы человек мог ступить на эту негостеприимную землю с ее смертельно-ядовитою мангровой. До сих пор ему ни разу не удалось заметить следов человека в этом страшном уголке прерии. И вдруг теперь прозвучали внезапные, но явные свидетели человеческой культуры — три револьверных выстрела.
Паквай был опытен и прекрасно знал, что эти глухие короткие выстрелы не могли исходить из винчестера или браунинга крупного калибра. Даже револьверы Смит-Вессон или наган дают более громкий выстрел.
Но кто же мог стрелять в этой безрадостной пустыне?
Вдруг тобай заметил маленькое, голубоватое кольцо дыма, которое поднялось над степью и растаяло в лучах солнца. Выстрелы, значит, были направлены в небо, и так как ни один разумный человек не станет стрелять в кондора, находящегося на высоте тысячи метров, то нетрудно было угадать, в чем дело.